Кто, если не ты?
Шрифт:
— Пусть войдут остальные.
— Нас очень много,— сказал Мишка.— Мы пришли с вами поговорить..,
— Как комсомольцы с коммунистом?
Эти шутливые слова, произнесенные преувеличенно-серьезным тоном, напомнили Мишке прошлый приход — с Климом — когда речь шла о пьесе. Он облизнул толстые пересохшие губы и откашлялся, стараясь прочистить слипшееся горло.
— Понимаете, Вера Николаевна,— начала Майя своим высоким звонким голосом,— мы пришли... мы пришли к вам...— и вдруг отвернулась к стенке, и было видно, как затряслись
Вера Николаевна шагнула к ней и положила руку на ее голову.
— Успокойся, девочка...
Потом она перевела сердитый взгляд на Мишку и Лешку, которые бестолково топтались у двери.
— Что такое, наконец, случилось?..
Вместо ответа Лешка махнул рукой:
— Идемте, Вера Николаевна...
Ей объяснили все, когда она вышла на террасу. Терраса не вмещала всех ребят, они стояли внизу, почти заполняя маленький дворик, и серая дымчатая овчарка уже не лаяла, а только негромко рычала, забравшись в конуру.
Сначала говорили все сразу, и Вера Николаевна ничего не поняла, потом все замолчали, и стало слышно только Игоря. Он рассказал обо всем коротко и толково. И лицо Веры Николаевны, утратив прежнее, домашнее выражение, стало снова суровым и серьезным, как в школе.
Она ничего не сказала. И только когда Игорь смолк и в наступившей тишине с отчаяньем и надеждой прозвучал Мишкин голос:
— Надо что-то делать...— она машинально повторила:
— Надо что-то делать...
Она ушла и вернулась через несколько минут — уже в повседневном своем темном платье, с узенькой сумочкой. Ребята потянулись за ней.
— Вера Николаевна, и мы с вами,— сказал кто-то.
— Нет,— сказала она,— я сама знаю, что мне делать.
И ушла, прямая, высокая, с торчащими на плоской худой спине бугорками лопаток.
— А где Кира? — встревоженно спросила Майя.
Мишка огляделся, ища глазами Киру.
Ее не было.
15
Лиля уже приготовилась усесться за учебники, но — вот беда! — запропал куда-то сиреневый карандаш, которым она помечала каждый повторенный билет, обводя номер аккуратным кружочком. Она могла бы взять любой другой карандаш, но ей не хотелось, ей нужен был именно этот, сиреневый!
Она порылась в ящике и открыла портфель, чтобы перетряхнуть его еще раз, когда в комнату ворвалась Люда Жерехова.
— Как, ты еще ничего не знаешь?.. О господи! — закричала она с порога.— Их всех поисключали!
Ее янтарные глаза восторженно блестели, жиденькая косичка расплелась, на плечо свисала мятая розовая ленточка.
— Кого... поисключали? — тихо переспроспла Лиля.
Из раскрывшегося портфеля выпорхнула тетрадь и вслед за нею — сиреневый карандаш. Он подпрыгнул, ударившись об пол, и закатился под этажерку.
Жерехова носилась по комнате и без умолку верещала, пересказывая подробности.
Лиля прервала ее:
— Почему ты думаешь, что меня это интересует?
—
— А я тебе говорю, меня это ни капельки не интересует! — повторила Лиля, чувствуя, как жаркая струя разливается у нее по щекам.
Она торопливо наклонилась, подняла тетрадку и карандаш и положила их опять в портфель.
— Да, не интересует! — почти выкрикнула она.— И вообще — мне нужно заниматься!
Она присела к столу, открыла на середине какой-то учебник, сжала виски руками.
— Вот шизофреник!— обиделась Жерехова.— Я ей, как человеку, самой первой, а она...— И, хлопнув дверью, побежала разносить свою новость дальше.
Строчки медленно поплыли перед Лилей и растворились в белом тумане.
— Но я же не хотела этого!—сказала она, ударив кулачком по столу.— Не хотела, не хотела!
Она заплакала горькими, злыми слезами, которые не приносят облегчения.
А если это неправда... Если Жерехова что-то напутала, приврала? Какая она дура — не расспросила обо всем толком! И ведь знала же, знала о бюро, знала, что их вызывают... Но чтобы так... Неужели же, неужели же, неужели?..
Быть может, впервые в жизни бежала она по вечерним улицам, не обращая внимания на прохожих, которые оборачивались и задерживали взгляды на ее стройной фигурке, бежала, забыв о своем стареньком домашнем платьице и потрепанных босоножках. Она выскочила из дому, никому ничего не сказав, и теперь сама не знала, куда и зачем идет.
Почти бессознательно Лиля свернула в Аптечный переулок и увидела Майю, идущую прямо ей навстречу. Шла она своей обычной уверенной походкой, широко и твердо ставя ноги в спортивных тапочках, лицо у нее было спокойное, ясное, и в руке она держала длинный тоненький прутик.
И почему-то заметив этот прутик, Лиля с облегчен кием подумала: наверное, ничего не случилось, ничего такого, Жерехова соврала! Она говорила Майе какие-то первые возникшие в голове слова, жадно вглядываясь в нее, ища подтверждения своей догадке, а Майя слушала, стискивая в пальцах тоненький прутик, и не очень хорошо понимала, о чем Лиля ее спрашивает,-не очень понимала, и лицо у нее оставалось все таким же спокойным, ясным.
— Пожалуйста,— сказала она, сообразив наконец, чего хочет Лиля.— Ты можешь взять хрестоматию... Зайдем...
Майя открыла дверь, и они вошли.
Нет-нет, если бы это произошло, она вела бы себя иначе... Но что же все-таки случилось?.. Лиле помог телефонный звонок. Он раздался, едва они успели переступить порог.
— Сядь, я сейчас,— сказала Майя, кидаясь к телефону.
Лиля отошла к столику возле окна. Среди груды учебников она увидела «Коммунистический манифест», кажется, тот самый, который когда-то приносил ей Клим. И вдруг снова прошлое громким, томительным зовом напомнило о себе...