Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды
Шрифт:
— Ну, как, господа, не желаете ли сами приобрести для себя билеты? Ну уж ладно, я заплачу, потом вычтем эту сумму из вашего заработка. Или даже… — он борется с собой и наконец принимает героическое решение: — Да, покажем, что мы можем быть щедрыми. Отнесем этот расход на счет бюро.
Зайденцопф находит свободное местечко и садится. Маак и Куфальт стоят у дверей и курят.
Первым заговаривает Куфальт:
— Я так рад, что в новое бюро мы попадаем вместе.
— Рад? А говорят, что Яух — сволочь, каких мало.
— Какой Яух?
— Ну этот прыщавый толстячок, что к нам заглядывал.
— Это точно? Ну, Маак, а мне ни слова не сказали! Там такая же шарага, как у нас? А там можно заработать побольше?
— Ну, разве что пошлют временно на какую-нибудь фирму. Или же писать под диктовку. Но до тех пор много воды утечет. А сперва опять засадят за адреса. Потом дадут писать копии аттестатов и прочее в том же роде. И если дело пойдет хорошо, а главное, если ваш нос понравится Яуху, вас могут временно послать на фирму.
— А ведь в правилах сказано, что нас следует как можно меньше держать в писчих конторах и как можно скорее отправлять на производство.
— Знаешь, друг, что я тебе на это скажу: все это брехня. И выдумано для того, чтобы запросто выставить нас на улицу, если им что-то не понравится или работы будет мало. Вот я, я работаю у них уже полтора года, а меня до сих пор даже не застраховали на случай потери работы. И если заболею, должен обращаться к благотворителям и выпрашивать врачебную помощь, зато им не приходится тратиться на больничную кассу.
— Но ведь по закону все, работающие по найму, должны быть застрахованы!
— Ну и темный же ты! Мы работаем на благотворительное общество. И деньги, которые нам платят в конце недели, мы получаем из милости. И никаких прав у нас нет!
— Ну знаешь ли…
— Знаю. Знаю, что надо бы сделать. Надо подобрать трех-четырех надежных парней и разжиться парой-другой монет. Я уж и так из кожи вон лезу, чтобы скопить хоть немного, но этот чертов ханжа Марцетус считает, что больше трех марок в день зарабатывать вредно — деньги разлагают.
— А как ты думаешь, — сам-то он тоже по три марки в день получает?
— Вот именно! Разве тебе заработать больше двадцати марок в неделю? Все пальцы отобьешь, тогда, может, и набежит двадцать одна или двадцать две. Но тут они сразу делают кислую мину и норовят опять снизить расценки. Вот возьми меня. Я живу тут с одной. Она продавщица, получает шестьдесят пять марок в месяц. Много ли тут отложишь?
— Как ты думаешь, можно прожить на сто марок в месяц? — робко спрашивает Куфальт.
— Запросто! И еще останется! Сколько ты платишь за комнату?
— Двадцать пять!
— И зря. Найду тебе за пятнадцать. Или даже за двенадцать. Что человеку надо? Койку и стул. Все остальное — ерунда, если хочешь выбиться в люди. Убирать свою каморку под крышей будешь сам. Вот и считай: еда утром и вечером — пятьдесят пфеннигов, днем — еще пятьдесят…
— За пятьдесят пфеннигов нигде не пообедаешь!
— Кто сказал «обедать»? Ты что — хочешь каждый день обедать по-настоящему? Кто может себе это позволить в наше время? Хлеб, маргарин, копченая селедка, поллитра молока — на этом вполне можно продержаться: и ослабнуть не ослабнешь, и этот (жест рукой) торчком не встанет. В воскресенье можешь пообедать как следует — не
— Вон ты как устраиваешься! — говорит Куфальт восхищенно, а про себя решает жить по-другому.
— А что прикажешь делать? Подумай, и если захочешь, только скажи, — комнату я тебе найду.
Поезд останавливается. Люди входят и выходят. Поезд трогается.
— А скажи, — мнется Куфальт, — ты ни разу не подумал, что бабки можно добыть и более легким путем?
Молчание.
Наконец Маак решается:
— По правде сказать, друг, мы, само собой, всегда об этом подумываем. И зарекаться я не хочу. Я не из тех, кто кричит: «Ни за что!» Почем знать, как жизнь повернется? Может, моя девушка меня бросит — подвернется ей какой-нибудь богатый фраер, или, может, вдруг подзалетит. Ведь вот еще свинство — резинки-то эти тоже нашему брату не по карману! Так что хочешь не хочешь, а возьмешь и запустишь лапу куда не надо. Но пока — завязал, хватит, сыт по горло.
— Ну а так что хорошего ты видишь в жизни? Все, что получше, стоит денег, а ты смотри и облизывайся.
— А я и не зарекаюсь. Потому что не знаю, выдержу или нет. Но ведь жизнь может и так повернуться, что устроишься где-то марок на сто сорок или сто шестьдесят. А пока я пробую пробиться таким манером.
— Ну как, дорогие мои друзья, успели полюбоваться видом порта при ярком солнце? «Кап Аркона» стоит у причала, заметили? Прекрасное судно! Можем гордиться тем, что мы немцы!
— Так точно, господин Зайденцопф!
— А теперь, дорогие, я поведу вас в наше машинописное бюро «Престо». Смотрите, не опозорьте нашу «Мирную обитель». Докажите, что мы в вас не ошиблись.
Оба бормочут что-то неразборчивое.
Потом все поднимаются по лестнице здания, занятого разными конторами, и останавливаются у вывески: «Машинописное бюро „Престо“. Переписка любых текстов. Неслыханно дешево! Неслыханно быстро! Неслыханно точно!»
— Дорогой господин Яух, я привел к вам двух новых подопечных, наилучшим образом зарекомендовавших себя в моем бюро. Господин Маак. Господин Куфальт. Вы уже видели их обоих у меня в конторе.
— Почему их двое? На что мне двое? Мне нужен один, было же ясно сказано. Вечно у вас какие-то фокусы! Конечно, почему бы и нет, ведь Яух все равно все устроит и уладит!
Бритоголовый толстяк-коротышка, весь в угрях и прыщах, мечется из угла в угол по комнате.
— А они вообще умеют хоть что-нибудь? По их виду не скажешь! Небось просто хотели от них избавиться? Эй, вы! Садитесь-ка за машинку! Да вы, вы! Я к вам обращаюсь! Видели когда-нибудь такую машинку? Это пишущая машинка, понятно? На ней печатают, ясно? В двух экземплярах, с нормальным интервалом, приступайте. Буду диктовать. О господи, боже правый, отец наш небесный, как вы вставляете лист?! Разве так вставляют? Бумага перекошена почти на два миллиметра и перекос будет расти! Это-то хоть понятно?