Кто на свете всех смешнее?
Шрифт:
– Пустите меня к этому человеку! Я – первая леди страны.
Там еще леди были... с кошелками, не пускают ее. Но Галя пробилась ко мне. Говорит:
– Отрекись от власти.
Я говорю:
– Ты чего? Такой случай. Вообще у нас никогда еще никто от власти не отрекался.
Она:
– А ты отрекись. Не доводи страну, ты – невезучий. Отречешься – я тебе прощу всё и буду любить.
Ну чего... я дурак, что ли? Конечно, я отрекся сразу. Обнял Галю, говорю:
– Ничего, Галь, что-нибудь подвернется еще. Смотри, – говорю, –
А над нами как раз журавли клином летят. Красиво – слов нет. Говорю:
– Царские птицы!
И Галя говорит:
– Да. С такой высоты и так точно...
И мы пошли домой.
Уроки истории (из недалекого будущего)
– Стыдобище, – выговаривает мне дед, – историю не знать... собственного народа! Позорище!
– Ни у кого у нас в роду по истории двоек не было, – поддакивает бабушка. – Вперед всего история шла.
– Обормотище! – тянет дед. – Бывало, и на гулянку придешь – первым делом за историю.
– А как же! – отводит глаза бабушка. – За что же еще? За историю сразу.
– Слушай, бестолковище, – говорит дед, – я тебе аккуратно всё обскажу. В одна тысяча девятьсот семнадцатом году, уж это, считай, прошло... почти сто пятьдесят лет, объявился Ленин. Работал он у Всесоюзного старосты Дзержинского Якова Михайловича.
– Иосифа Виссарионовича, – поправляет бабушка.
– Работал по найму. У Дзержинского, запомни, на Лубянке была своя контора.
– Дзержинский – конторщик?! – удивляется бабушка. – Он был рыцарь. Прозвище ему – Чистые Руки. Очень руки любил мыть. А остальные не мыли вовсе, а он по сто раз на дню мыл. Махнет, бывало, рукой – дескать, расстреливайте без меня, а сам все равно бежит руки мыть.
– Не даст сказать, – раздражается дед. – Прозвище ему было Горячее Сердце Холодный Лоб... Нет! Наоборот – Холодное Сердце, а сам все время в горячке был.
Бабушка крестится:
– Что несет! Тоже родной истории не знает. С температурой-то кто был?.. Троцкий – буревестник.
Дед растерянно моргает:
– А проститутка кто же?
– Все, – уверенно и спокойно говорит бабушка. – Проститутки все они были. А главный – Сталин. Настоящая ему фамилия Брежнев Никита Сергеевич. Из цыган. Плясал всё.
– Нет, не слухай ее, – предупреждает дед, – пожалуй что брешет она. Ленин был. При нем были ленинцы, настоящие большевики, мечтатели-правдолюбы: Ежов, Ягода, Берия. Их всех победил Горбачев Красное Солнышко. Ласковый очень был, как солнышко, всем всё обещал.
– Господи! – всплескивает руками бабушка. – Как же так можно с родной историей?! Взял и переврал всё на свете. Обещал всё кто? Ельцин.
– Нет! – торжествует
– Запутает ребенка вконец, – пугается не на шутку бабушка. – Кто кому запретил-то?.. Ему самому запретили. Кашпировский Чума Алтыныч. Сказал: тебе с утра не надо... Да там уж пей не пей – ГКЧП пришла.
– Да, – подтверждает и дед, – это вот которые после Чернобыля уроды, они объединились.
– Герои они были, – застывает торжественно бабушка, – почитай-ка Вторую окончательную историю России.
– Враги были, – твердо говорит дед. – Пьянь последняя. Пропечатано в Третьей неподдельной истории Руси.
– А потом-то? – светится бабушка. – Когда историю переписывали окончательно, нашли, что герои они, оклеветанные ни за что ни про что. Всем памятники им поставили мраморные да гранитные.
Дед машет рукой:
– Когда после Окончательной была Великая перепись истории, памятники посносили – докопались в архивах, что змеи они. Всплыло, что Горбачев-то – шпион английский. Звали Маргарет Тэтчер.
– Белены ты объелся, – говорит бабушка, – не иначе. Почитай-ка Четвертую правдивейшую историю России. Что там сказано?
Они спорят, какая история России вернее – Бесповоротная пятая или Неподдельная Окончательная шестая, а я под их спор засыпаю.
В дреме мне весело, потому что двойку я получил за прогул, а урок я выучил назубок по учебнику «Четырнадцатая Разумная Наиправдивейшая история России».
Ленин – это который у Белого дома носил бесплатно бревно и тем бревном нечаянно придавил Гайдара. С этого и рынок пошел.
А потом во сне я скакал на белом коне с черной гривой по Красной площади, а навстречу мне, улыбаясь, шел друг всех детей Лаврентий Павлович Ульянов.
Этюды
Диалоги у прилавка
– Простите, это мне померещилось или это у вас написано?
– Где?
– На ценнике.
– А что там написано?
– «Сто рублей» написано!
– Вам померещилось.
– Спасибо. А то я уже холодным потом покрылся. Думаю: было три рубля – стало сто!
– Это не сто, это вам померещилось.
– Спасибо. А что там написано?
– Там написано «семьсот».
– Не «сто»?
– Нет, написано «семьсот».
– Семьсот за кило?!
– За пол. За кило – две тысячи.
– То есть как? Кило только в два раза больше, чем полкило.
– Это вес, а у цены же меры нет.
– Мне сорок граммов, пожалуйста.
– Мы сейчас не отпускаем.
– Почему?
– Меняем цены.
– И сколько же будет?
– Сто рублей.