Кто такой Малкольм Пэрриш?
Шрифт:
– Галстук? Ты серьёзно? – я рассмеялся и от его пафосной речи, и от галстука внутри кейса.
– Что?! – Пэрриш молниеносно развернул кейс к себе, – Галстук?! Отец сказал, что там что-то невообразимо полезное и нужное!
– Да ладно, красивый галстук! – я по-прежнему смеялся.
Пэрришу было неловко. Через полчаса я был уже у выхода из академии.
– Чего завис? – Малкольм подталкивал меня на улицу.
– Я не знаю, Пэрриш. Я…
– Иди уже! И купи цветы! – он кричал мне вслед и наверняка улыбался.
По
Она была так же прекрасна, как и в нашу первую встречу. Даже красивее: тёмные волосы были красиво уложены, на ней было светло-розовое платье, как носили в 60-х, а белая шубка вновь блестела от снега. Она скромно улыбалась, а когда я вручил ей букет – даже покраснела. Мы оба были смущены.
Это было самый лучший день в моей жизни, Патрик. Нет ничего лучше, чем видеть, как человек смотрит на что-то прекрасное для него и искренне улыбается. Аннабель рассказывала мне всё, что знала о каждой картине, а мне было действительно интересно. Я не мог оторвать от неё взгляд.
Мы хорошо провели время, и я предложил проводить её до дома.
– Уже темно. Ты успеешь дойти до академии? – она хлопала своими глазами.
– Дойду, не волнуйся, – я не мог спрятать улыбку.
Вернулся в академию я уставший, но счастливый.
– Ну как, Казанова? – Пэрриш не уснул, ждал меня, чтобы расспросить.
– Мне кажется, что всё может получиться.
– А я что тебе говорил? Я вижу в тебе потенциал, мой дорогой друг. Ты же пригласишь меня на вашу свадьбу? – он ехидно улыбался.
– Конечно же, Пэрриш. А у меня есть выбор?
– Есть: либо ты приглашаешь меня, либо я приду сам, – он говорил об этом так серьёзно, что я поверил, что он сам пришёл бы на мою свадьбу, если бы я его не пригласил.
– Пэрриш, я не верю, что ты сегодня просидел весь день тут. Признавайся, где ты был, – я не собирался ложиться спать.
– Я был дома. Хотел навестить маму пока отец на работе.
– А он был дома, – по его лицу я всё понял.
Пэрриш кивнул.
– Он спросил у меня, пишу ли я до сих пор. Я решил дать ему отпор и сказал, что пишу и не собираюсь бросать. Сказал, что мне всё равно, что он думает, я люблю это дело, и решать мне.
– И… какой была его реакция? – я был обеспокоен.
Пэрриш опустил голову и закатал рукав рубашки на левой руке: на его предплечье красовался огромный синяк. Я подошёл к нему и взялся за его предплечье; Пэрриш стиснул зубы и закрыл глаза.
– О Господи! Это чем так?! – я был ужасно напуган.
– Книга в 1000 страниц. В металлической обложке.
– Она же сломана! Я отпрошусь у директора и отведу тебя в больницу! – я уже подошёл к двери.
– Стой, Адам.
Я вернулся к другу и перетянул его предплечье и кисть. Я пытался сделать это максимально аккуратно, чтобы не причинить Пэрришу ещё большую боль. Как же мужественно он держался. Но ему было больно, очень больно. Даже не столько физически, сколько морально.
А знаешь, что самое ужасное, Патрик? Я совсем не знал, что мне делать, как помочь. Я боялся за него чуть ли не больше, чем он сам. Осуждать отца, оправдывать сына… понятия не имел.
– Пэрриш, – я посмотрел ему прямо в глаза, – Не пытайся делать вид, что ты об этом не думаешь. Я вижу, что тебе страшно. Мне страшно тоже: и за тебя, и из-за того, что я никак не могу помочь тебе. Точнее, я не знаю, чем тебе помочь.
– Не надо, Говард. Я справлюсь, обещаю. Не надо было из академии вылезать, только хуже сделал. Не буду его злить ещё больше. Главное, ты не ввязывайся, прошу тебя.
Мы просто молча смотрели друг на друга и молчали. Оба беспокоились друг за друга: я боялся по понятным причинам, а Пэрриш молился, чтобы я не полез в эту ситуацию.
Эта ночь прошла спокойно: мы оба спали как убитые. Хотя, мы и так были морально вымученными буквально за час. Было такое чувство, что из нас вытащили все эмоции.
Глава 8
У меня была тайна. Единственное, что я хранил в секрете от Малкольма. Как я уже говорил, я хранил все его черновики и в конце января заказал в типографии печать нескольких копий его книги: для него, для себя и для Аннабель – но ничего не сказал Пэрришу. Собирался сделать ему сюрприз на день рождения.
– Говард?
– М? – я оторвался от химии.
– Ты мне так и не рассказал о вашем рандеву, – сосредоточенный на чём-то Пэрриш неожиданно повеселел.
– Ну… Я купил ей букет белых роз и валентинку, пришёл на полчаса раньше, она – спустя несколько минут…
– Неужели ты забыл все эмоции там? – Пэрриш явно был недоволен моим монотонным рассказом.
– Она была очень красива, прямо сияла. Она рассказала мне почти о каждой картине, у которой мы останавливались. Мы пробыли там несколько часов, уже стемнело, и я решил проводить её домой. Она держала меня под руку, чтобы не поскользнуться.
– Единственным произведением искусства, на которое ты смотрел, была она. И всё? – Пэрриш посмотрел на меня из-под очков, – Ни разу не обнял, не поцеловал?
– А должен был? Ты же мне ничего не сказал, великий покоритель дамских сердец. Прекрати, Пэрриш, мы знакомы сколько? Не больше месяца.
– Но ты уже влюблён по уши, Адам. А я уже подбираю галстук на вашу свадьбу, не разочаровывай друга, – он надо мной издевался.
– Вот сам пойдёшь на свидание, сам будешь делать всё, что захочешь.