Кто такой Ницэ Пеницэ?
Шрифт:
Мы осмотрелись, не следит ли кто за нами, и пустились в путь… Тимофте теперь был далеко, на другом конце Таркэу. Со всякими предосторожностями добрались мы до нашей цели — тупика Капитан Петреску. Здесь был большой пустырь, примыкавший к забору мастерской «Скорость». Пустырь весь зарос сорняками, всюду виднелись груды щебня, оставшегося от давно развалившегося домика, и валялся мусор. То старая туфля попадётся, то заржавленная консервная банка, то горка картофельной шелухи или осколки битого стекла. В тупике мы встретили только какого-то старичка, поливавшего деревца в своём садике перед
Самая трудная часть нашего дела начиналась теперь… Если мы пойдём прямо к забору, Оакэ может нас заметить. Значит, нужно подкрасться незаметно. Мы опустились на четвереньки и поползли, укрываясь в бурьяне. Мне сначала даже не верилось, что Джелу умеет ползать: он никогда этим не занимался.
Но, как видно, жажда мести — хороший учитель. Джелу полз вслед за мной, не издавая ни звука, и так тихо, что его почти не было слышно.
Только колени наши да ладони знают, чего стоило нам добраться до цели.
Теперь мы неподвижно лежали на животе, стараясь не дышать. По ту сторону щербатого забора, напомнившего мне о Милукэ, возился с велосипедом Оакэ. Он был всего лишь в двух-трёх шагах от нас, и мы даже слышали его дыхание. Джелу подполз ко мне ближе, и мы лежали теперь почти у самого забора. Место было очень удобное. Чтобы дотянуться до скамейки, на которой лежали брюки, достаточно было только протянуть руку. Легко сказать — протянуть руку: она не пролезала между досками забора.
Я знаком попросил у Джелу его трость. Он, тоже знаками, дал мне понять, что надо немного обождать. Нас может услышать Оакэ.
И вдруг Оакэ запел:
Тридцати скелетам гроб был домом,
А на гробу стояла бутылка с ромом.
Он пел всё громче и громче, а последние слова выкрикивал так громко, что мне удалось взять у Джелу его трость: Оакэ не мог услышать слабого шороха.
Но бедняги капли не смогли испить:
Штопор позабыли в гроб им положить, —
орал во всю глотку Оакэ и, не закончив даже одного куплета, начал песню сначала.
Джелу шепнул мне на ухо:
— Эта песня лишена всякого смысла.
Если бы мы были в другом месте, я обязательно сказал бы Джелу что-нибудь насчёт «смысла». В двух шагах от нас смерть, а он ещё ищет смысл.
Я осторожно просунул трость между досками. Гвоздь, воткнутый в конец трости, был уже сантиметрах в тридцати от брюк Тимофте. Потом в двадцати…. И вдруг что-то треснуло. Я увидел, как Джелу закусил губы. Но Оакэ по ту сторону забора продолжал орать как ни в чём не бывало. Он ничего не услышал.
Но бедняги капли не смогли испить… —
опять завопил он, а я, воспользовавшись этим, резким рывком подцепил гвоздём отворот. Подцепил крепко, я это сразу почувствовал, но самое трудное было ещё впереди: брюки нужно было подтянуть
В конце концов я стянул штаны со скамейки, и тут Джелу помог мне протащить их на нашу сторону. Правда, они теперь были уже не тёмно-синие, а, пожалуй, серобурые… Но, главное, — они оказались в наших руках!
— Потрясающе! — шепнул мне Джелу.
Я еле сдерживался, чтобы не расхохотаться от радости, что мы победили. А одураченный Оакэ всё ревел своё:
… на гробу стояла бутылка с ромом…
От этого наше победное отступление показалось мне ещё приятнее… Мы отомщены! Но самые сладкие плоды нашей мести были впереди.
Перед тем как выбраться из бурьяна, мы хорошенько отряхнули свою добычу от пыли и аккуратно сложили её. Настоящий трофей! Потом как ни в чём не бывало вышли в тупик и спокойно пошли к дому. Дед из седьмого номера не копался уже в своём садике и навсегда упустил случай ещё раз полюбоваться тростью, или, как называл ее Джелу, «орудием нашей мести».
Шли мы окольным путём, минуя улицу Таркэу, и на-конец добрались до дома Джелу. Первым делом мы хорошенько спрятали наш трофей: Джелу засунул брюки в платяной шкаф, на самое дно, под груду полотенец.
Потом мы сели за шахматы. Но, конечно, о настоящей игре не могло быть и речи. Мы всё время говорили о том, как ловко унесли брюки, и то и дело хохотали, поглядывая на шкаф: трофей был в безопасности. Интересно, с каким видом пожалует завтра в школу Тимофте!
Говоришь о волке, а волк… на пороге.
Уже темнело, когда в дверях показался унылый Тимофте. Мы чуть не расхохотались, увидев на нём те самые «шкеры», которые дал ему Оакэ. Но смеяться было нельзя — он сразу мог бы заподозрить неладное.
— Я остался без брюк! — закричал Тимофте.
— Как так «без брюк»? — притворно удивились мы.
Я сначала немного испугался: мне показалось, что Тимофте нас подозревает и поэтому пришёл прямо сюда. Но потом я понял, что это ему и в голову не приходит.
— Ребята, помогите, вы должны мне помочь! — начал он нас упрашивать.
«Ага, — подумал я, — теперь мы не малявки, мы снова стали ребятами…»
Джелу протёр очки платочком и совершенно серьёзно спросил:
— А в чём, собственно, суть вопроса?
И Тимофте принялся рассказывать нам длинную историю, из которой можно было понять только одно: во всём виноват Оакэ, один Оакэ.
— А может, и не он… — закинул я удочку.
— Кто же тогда, если не он? — ответил горнист. — Кто же другой мог это сделать? Кто заставил меня снять брюки? Кто дал мне взамен эти лохмотья? Кто говорил, что длинные брюки не для меня, что я до них не дорос? Кто говорил, что они стоят по крайней мере три сотняги?