Кто-то дает сдачи
Шрифт:
Зазвонил телефон.
– Я подойду,- сказал Севед. Телефон стоял в холле.
– Тебя!
– крикнул он.
– Кто это?
– спросила она, беря трубку.
– Улла Бритт,- тихо ответил он.
Потом спустился в подвал к своим моделям. Что ни говори, он чувствовал себя слегка пристыженным.
– Три сотни на такси за один месяц,- бормотал он себе под нос.
Погашение ссуды на покупку дома, отпуск, новая стиральная машина, посудомоечная машина… На кой черт она нам, живем вдвоем… вот это, я понимаю, излишество… и брать ребенка
Даже любимое занятие не отвлекло его мыслей от бюджета.
Весна обошлась им дорого. В самом деле. Чересчур дорого. Две недели в Тунисе. И вдобавок почти ни одного солнечного дня, все время пасмурно… Два дня солнышка за две недели. Два паршивых дня…
– Черт бы побрал эти излишества!
– буркнул он, взглянув на часы.
Без двадцати одиннадцать.
Не мешало бы съесть бутербродик на сон грядущий. Смоченной в бензине тряпкой он вытер руки. И в довершение всего - это проклятое убийство. Пластмассовой пулей!
У Фрома-то деньжонок было предостаточно. Ему, черт побери, средств хватало. На все. Буэль еще тараторила по телефону. Уже целых сорок пять минут. Ну и пустомели. Хорошо хоть, за разговор платить не ей. Улла Бритт жила в Евлё. Средств у нее, надо полагать, достаточно. Он отрезал кусок черствого хлеба. Без пяти одиннадцать сестры наконец распрощались.
– Хорошо хоть, не нам платить,- заметил он.
– Да, разговор затянулся.
– Разве твоей сестре не дешевле приехать сюда и зайти к нам?
– Опять зазвонил телефон.- Ну, что там еще?
– Я отвечу,- сказала Буэль, поднимая трубку. Теплая, подумала она.- Улофссон. Да. Это тебя.
– Кто?
– Из полиции.
– Из полиции?
– От удивления Севед выронил бутерброд, который, разумеется, упал паштетом вниз.- Что там стряслось?
– пробормотал он.
Наверно, Линдваль звонит: он нынче дежурит.
– Слушаю. В чем дело? Разговор был коротким.
Когда он положил трубку, рука его дрожала, казалось, он едва держится на ногах. Лицо побелело - он заметил по отражению в зеркале.
– Что случилось?
– спросила Буэль, тоже глядя в зеркало на его изменившееся лицо.
– Бенгт,- тихо сказал он.
– Что - Бенгт?
– Это был Бенгт.
– Понятно. А что ему нужно?
– Ему? Ничего.- Севед обернулся и посмотрел на нее.- Звонил не он. Объявлена тревога. В Бенгта стреляли.
По его щеке скатилась слезинка.
3
Ему снилось, будто он едет в поезде через туннель. Но сигнал паровоза пищал тонко, как свистулька.
Или это будильник?
Он был где-то на грани между сном и явью.
Потом звук стих, и сон вернулся.
Теперь это был самолет.
Вверх-вниз. Вверх-вниз.
А теперь из стороны в сторону - воздушные ямы бросали его туда-сюда, туда-сюда.
Кто-то крепко схватил его за руку.
Надо прыгать!
Мы падаем! Парашют!
– Проснись!
– кричала
Он сел в постели и тотчас сообразил, где находится.
– Что случилось?
– Телефон,- объяснила Черстин.
– Который час?
– У вас тревога.
– Что-нибудь произошло?
– Не знаю… Просят позвать тебя.
– Алло? Да, я.- Он взглянул на часы: 22.46.- Что? Что ты сказал? Когда?!
Он тряхнул головой: может, это еще сон?
Нет. Вонзил ногти в ладони - больно.
Это был сон наяву, леденящий, жуткий кошмар.
Глава пятая
1
Мертв - вот первое, о чем он подумал, увидев его.
– Ну, как? Он жив?
Полицейский взглянул на него и кивнул.
– Да. Кажется, жив. Во всяком случае, пульс есть и рана слегка кровоточит.
– Куда его ранило?
– В затылок… Примерно вот сюда,- показал полицейский, приставив палец к затылку Хольмберга.
– По идее, он должен был сразу умереть, - тихо проговорил Хольмберг.
2
Бенгт Турен лежал на мостовой.
Вокруг стояли четверо полицейских, Севед Улофссон, несколько соседей и истерически рыдающая Соня Турен, которую Буэль тщетно пыталась увести.
– Соня, Соня…- тихо уговаривала она.- Идем…
– Он… умер,- выдавила та, стараясь вырваться из ласковых, но крепких рук Буэль, которые с мягким упорством тянули ее прочь.
Взгляд Хольмберга упал на таксу.
Собака сидела возле комиссара и, когда Хольмберг подошел ближе, посмотрела на него большими карими глазами. Вид у нее был печальный. Будто она все понимает.
– Сарделька…- вполголоса позвал Хольмберг, чувствуя себя законченным идиотом. Вся сцена казалась нереальной, и самое абсурдное было - утешать собаку.
Улофссон покосился на него, взгляды их встретились. Как же он устал, подумал Севед.
– Что-то «скорая» не едет,- сказал он.
– Вижу, что не едет. Но почему?
– Потому что все машины брошены на аварию.
– Какую еще аварию?
– Так ведь… Впрочем, откуда тебе знать. Ты же не видел. На шоссе… Жуткое дело. Неисправная автоцистерна залила дорогу маслом, и штук пятнадцать автомобилей столкнулись. Произошло это четверть часа назад. За три минуты до тревоги… из-за Бенгта. Несколько машин, видимо, загорелись… В общем, свалка…
– Без одной-то «скорой» вполне можно обойтись. Теперь понятно, почему на дороге затор…
Послышался вой сирены.
Хольмберг опустился на корточки возле Турена, пощупал пульс: слабый, но есть.
Ведь от таких ран умирают сразу, думал он, глядя, как из отверстия сочится кровь - медленно, толчками, чуть ли не с бульканьем.
Мысли вдруг обрели поразительную ясность.
– Но кто же, черт возьми?..
Они посмотрели друг на друга и разом поняли, что испытывают одно и то же чувство - ненависть.