Кто укокошил натурщика? (сборник)

Кофанов Геннадий Михайлович

Иван Эдуардович, почистив зубы, бреется перед зеркалом безопасной иноземной, расхваленной в телерекламе, бритвой и любуется своей фотогеничной физиономией. КрасавЕц! Ему бы не инженером на приборостроительном заводе, ему бы с такими внешними данными где-нибудь в Голливуде киноактёром… Всяких там Суперменов да Джеймсов Бондов… Не удивительно, что женщины ему так охотно отдаются… Вот только эта новенькая что-то больно долго ломается. Иван Эдуардович уже неделю её обхаживает, а она даже поцеловать себя не позволила. Слишком рано, дескать… Должно пройти ещё сколько-то там дней, прежде чем… Такая молодая, почти вдвое моложе Ивана Эдуардовича, а такая в этом аспекте несовременная… И имя у неё несовременное, старинное:

Василиса.

– Василиса? – удивился он. – Редкое, редкое… Я буду звать вас Василисой Прекрасной, ибо вы действительно сказочно хороши…

Нет, чёрт возьми, что ни говори, но он действительно недурён! Ну разве дашь ему его сорок два? Ну, максимум тридцать с хвостиком. И чего она тянет? Другая бы на её месте уже давно наслаждалась бы с ним всеми прелестями неплатонического курортного романа…

Иван Эдуардович, сжав губы и выпятив давлением языка кожу под нижней губой, соскребает лезвием с таким образом созданного возвышения наросшую за сутки щетину. Под самый корень её! Большинство женщин не любят, когда мужик при поцелуе колется…

Его ухаживания она принимает, в принципе, благосклонно, с удовольствием принимает в подарок цветы, но от поцелуев шарахается, как монашка. Он ей явно нравится. А значит, она хочет его поцелуев. Почему же уклоняется? Боится показаться легко доступной? А может, она, так сказать, объект чрезмерно пуританского родительского воспитания? Но разве может в наше время девушка, которой уже за двадцать, оставаться девственницей?! А может, просто кокетничает, ломается, набивает цену… Целовать! Непременно целовать! Игнорируя её «не надо!», её отталкивания… Сама же рада будет! На пляже. Нет, лучше на лодке, это романтичнее. Да, возьму напрокат лодку, отплывём под сень красивых плакучих ив, и… Не забыть и презервативы, на всякий «пожарный» случай… Вдруг от поцелуев разомлеем, возбудимся…

Иван Эдуардович смывает с лица остатки пены и внимательно осматривает результат работы бритвой. Прекрасно! Втирает в кожу ароматный крем, чтоб не щипало…

Вечерами они гуляли по красивому парку и трепались. Корпуса санатория «Берминводы», что в развёрнутом виде звучит как «Березовские минеральные воды», – это не сталинские имперские дворцы с колоннами, шпилями, барельефами в виде орнамента из колосьев, плодов, серпов и молотов, скульптурами пролетариев и колхозников, и с прочим помпезным украшательством. Нет, это типовые брежневские коробки. Украшением этого санатория являются не корпуса, а окружающие их парк и пруды.

О чём Иван Эдуардович с Василисой щебетали, любуясь этим парком и этими прудами? О том, как виртуозно солируют соловьи под оркестровый аккомпанемент цикад, или ещё каких скрипичных насекомых. О том, какая необыкновенно яркая луна и какое невероятное стадо звёзд пасутся над «Берминводами». О том, какие восхитительные благоухания источают цветущие акации, черёмухи и прочие ботанические элементы ландшафта… Типичный трёп, предваряющий курортный роман. Но иногда Василиса заговаривала о странном…

– Ну почему же ты не даёшь, как раньше говорили, облобызать твои нежные губки?

– Пока рано… Ну представь, что я заколдованная царевна, и что если меня поцеловать раньше времени, то я превращусь в кого-нибудь другого.

– Ну мы же не дети, Василиса моя Прекрасная; зачем эти сказочки. Мы взрослые люди, хоть ты и молода… Ну, давай…

– Нет, нельзя!.. Не обижайся… Не сейчас… Потом…

Нет, сегодня на лодке не отвертится, думает Иван Эдуардович, облачаясь в кремовые шорты и белую короткорукавную футболку с легкомысленным изображением на груди мультяшных козаков-запорожцев. Что характерно: нет под этой футболкой выпячивающегося пивного пуза, типичного для многих его сверстников. Иван Эдуардович держит себя в хорошей физической форме. Если бы не эти небольшие проблемы с желудком, заставляющие

его посещать санатории, то можно было бы употребить слово «здоровяк». Он видел, как, образно выражаясь, облизывались на него представительницы прекрасного пола, оздоравливающиеся здесь минеральными водами; с ними у него всё случилось бы очень быстро; но на фоне Василисы, прекрасной Василисы, все они не представляют для него сексуального интереса.

Конечно, он ничего не сказал Василисе о наличии жены и сына, а своё кольцо – металлическое брачное свидетельство – на время курортного образа жизни переместил, как обычно, с пальца в кармашек бумажника. О её семейном положении не допытывался, дабы не спровоцировать аналогичные расспросы о самом себе. Врать Иван Эдуардович умел, но не любил.

После диетического, но вкусного завтрака (как обычно, наш герой и его избранница в столовой расположились за одним столиком), Иван Эдуардович и Василиса, прихватив коврики для лежания и прочие пляжные принадлежности, перемещаются из корпуса к пруду. Солнце знойными лучами-щупальцами тащит быстро нагревающихся пляжников в освежающую влагу. Расстелив на песке коврик, Василиса сбрасывает зелёный пляжный халатик и остаётся в миниатюрном по площади салатном бикини. Впервые Иван Эдуардович видит её настолько обнажённой. Предыдущие дни были хоть и тёплыми, но облачными и располагавшими к прогулкам по парку, а не к загоранию на пляже. Иван Эдуардович, скидывая шорты и футболку, с восхищением пожирает глазами её стройное тело. Ах, хоррроша!

Между её такими соблазнительными грудями наш герой мельком замечает некую тёмную кляксу – то ли татуировку, то ли большую фигурную родинку.

Зеркальная гладь воды – перевёрнутый вверх ногами пейзаж – манит бултыхнуться в водоём.

Василиса укладывает свою русую косу вокруг головы веночком, фиксирует приколками, чтоб волосы не сильно намокли, и вступает в размашистое зеркало, гофрируя его поверхность расходящимися от красивых ножек волнами. Иван Эдуардович, не юный, но спортивный, с разгону врывается в жидкость, поднимая кусты брызг, и ныряет. Почти все дамы на пляже с интересом повернули головы в сторону спортивного красавца. Ясные детальные звуки надводного мира сменяются размазанными гулкими приглушёнными звуками мира подводного. Иван Эдуардович, проталкивая себя вперёд гребками натренированных рук, продвигается в толще влаги настолько далеко, насколько позволяет запас воздуха в его натренированной грудной клетке. Вынырнув и отфыркнувшись, как тюлень, с удовлетворением отмечает, что донырнул чуть ли не до середины пруда, довольно далеко от берега. Иван Эдуардович пальцами манит к себе Василису, мол, плыви сюда, дорогая. Она погружается до подбородка и плывёт.

Вода прозрачна. При ближайшем рассмотрении оказывается, что тёмная клякса меж грудями подплывшей красавицы – это изображение лягушки, сантиметра три величиной.

– Неожиданная татуировка, – замечает наш герой, вглядываясь в очень реалистичный накожный портрет земноводного. – Обычно девушки носят тату в виде бабочки, цветочка, рыбки или дельфинчика, иногда ящерки или даже змейки… Но чтобы лягушку – вижу впервые. Девушки обычно испытывают к лягушкам брезгливость, отвращение… Что символизирует это животное? В этом скрыта какая-то аллегория? Или тебе просто нравится, как они выглядят?

– Это не татуировка, это… Это сделано другим… методом, – как-то неохотно, с трудом подбирая слова, поправляет она, не спеша, плывя рядом с ним обратно к пляжу.

– Каким? – почти машинально спрашивает Иван Эдуардович, думая о том, как ему хочется овладеть её телом.

Она задумчиво молчит полминуты. Затем вместо ответа задаёт вопрос ему:

– Ты когда-нибудь думал о том, что кроме этого мира существуют и другие миры?

– А, другие измерения, параллельные пространства? Слыхал такие гипотезы.