Кто в тереме живёт, или Хроники мелкого рантье
Шрифт:
Они встают под лампой дневного света, мигающей в конце коридора, и подносят купюру к глазам. С одной её стороны изображён мрачноватый дом с колокольней, надписями "The United States of America", "One handred dollars" и жирными цифрами "100" в каждом углу. С другой стороны из овала, похожего на музейное зеркало, на них смотрит бородатый мужик, под которым мелкими буквами значится: "Franklin". Других деталей они разглядеть не успевают, поскольку рядом хлопает дверь:
– Паспорта получите.
Пока занимались паспортами, в кабинете возникает мужчина – лет шестидесяти, сухощавый, в светлом замшевом пиджаке и рыжих вельветовых брюках.
– Гардинг, Борис Сергеевич. Консультант по странам Латинской Америки. А вы, наверное, Алексей?
– Ага.
– Ну, значит вы – Валера…
Дама звенит ключами:
– Борис Сергеич, я на обед. Может, вы их в главном здании проинструктируете?
– Конечно, Марина Сергеевна.
Они выходят на воздух. На площадке перед главным зданием машин заметно прибавилось. Консультант оборачивается:
– Давайте-ка, ребятки, мы внутрь не пойдём. Я вам просто обрисую ситуацию, а дальше вы уж сами сориентируетесь… В общем, год назад в Мехико летала наша делегация. Все, естественно, люди маститые, и все – в возрасте. И была у нас там встреча с молодыми мексиканскими редакторами. И после этой встречи возникла идея, что было б правильней, если б с молодыми тоже общались молодые. Ну, и решили в итоге, чтобы в Мехико кто-то из наших студентов слетал. В русле, так сказать, процессов гласности и перестройки… Всё ясно?
Крылов энергично кивает. Буртин морщит лоб:
– Ну, а делать-то что надо? Конкретно?
В глазах консультанта вспыхивают два острых огонька.
– Да общаться, ребятки! Просто слетать и по-человечески пообщаться. Они вас будут спрашивать, вы их будете спрашивать. Расскажите им что-нибудь…
– Что рассказать?!
– Да всё, что хотите! О том, к примеру, что вас, как будущих советских редакторов, волнует по-настоящему. Что для вас главное в жизни…
Крылов задумывается.
"…По-настоящему меня волнует, чтобы Машка была рядом. И чтобы поскорее квартиру получить… Но разве мексиканцам это будет интересно? Вряд ли. А что им будет интересно? Вопрос вопросов, кстати…"
Глава 9. Шобла, вобла и экстаз
– Ты куда сейчас?
– В общагу. А ты?
– По делам.
– Тогда давай насчёт завтра условимся.
– Давай.
Буртин задумчиво пыхает "беломориной".
– Так. Если самолёт – в пол-пятого, значит, в Шереметьеве надо быть… ну, где-то часа за полтора.
– Значит, в три. У центрального входа.
– Из одежды что берёшь?
– Консультант сказал, что там сейчас жарко. Поэтому особо утепляться смысла нет. Пару рубашек возьму. Брюки потоньше. Туфли летние…
– А из еды?
– А что из еды? Мы ж не жрать туда летим, а общаться. Ну, водки возьму. Икры баночку.
– Доллары у тебя останутся?
– Да как скажешь, Валер. Мне без разницы.
– Тогда пусть у тебя… А вообще, Лёш – мистика.
– Ты про что?
– Да про всё. Про то, к примеру, что завтра я сяду в самолёт и отправлюсь на другой конец земного шара. Вопрос: я что, выпускник МГИМО? Сын партийной шишки? Или хотя бы номенклатура комсомольская? Вот если б нашего Колю Шмулько туда засандалили – я б не удивился. Или Тиграна Асрияна. Потому что это их дело – везде светиться и всем очки втирать… Я ждал, кстати,
– Да ты расслабься, Валер. Мы ж в эту Мексику не рвались. Нас вызвали, за нас решили. Ну, раз решили – слетаем, жалко, что ль… А не вызвали б и не решили – тоже нормально. В конце концов, лично мне и так проблем хватает. Диплом на носу, госэкзамены. На новую квартиру переезжать скоро… А тебя, кстати, что волнует? По-настоящему?
Буртин ещё сильнее окутывается дымом.
– Меня волнует, Лёш, что у жены роды в мае. И ещё меня волнует, что после института мне в моём Приозёрске хрен чего светит – как в смысле работы, так и в смысле жилья. Потому что у нас на весь город – одна многотиражка "Ленинский путь" и люди там за свои должности зубами держатся. А если зубов нет – то вставными челюстями… До завтра, Лёш.
Он скомканно суёт Крылову руку и, развернувшись, косолапит к метро. Со стороны площади Восстания на небо наползает туча – бесформенная, как старая подушка. Она медленно цепляется за шпиль сталинской высотки и из её распоротого бока тут же сыплются снежные перья – всё быстрее и гуще. Крылов надвигает шапку на глаза.
"…Дай-да-дай, дай-да-дай… Фрукты-грейпфрукты… Мистика-фигистика… Шмулько-фигулько… Ельцин-фигельцин… Метры больше, чем жизнь… Так, а это ещё откуда? А, ну да. Это с плаката у метро, возле которого девица подписи собирала. Глубокая мысль, кстати. Точная. Потому есть просто жизнь и есть счастье, которое – больше жизни. А для счастья, оказывается, нужна хотя бы комнатка в семь квадратных метров, куда можно привести любимую девушку и запереться с ней изнутри. А лучше, конечно – квартира с телефоном. И она у меня есть, есть! Вернее – будет вот-вот… И, следовательно, я счастлив и буду счастлив. А вот Валерка – вряд ли. Поскольку у него есть жизнь, но нет квартиры. А, значит – нет и счастья. И это просто, славяне, как дважды два…"
На подходе к Большой Никитской он вдруг слышит барабанную дробь и отрывистые звуки команд, доносящиеся со стороны Тверского бульвара.
– Ррр-раз! Ррр-раз! Ррр-раз-два-три! Левой! Левой!
Обогнув церковь Вознесения, он замечает, что по бульвару марширует колонна человек в сорок, облачённых в разномастные шинели с золотыми погонами. Кто-то несёт деревянные муляжи ружей с примкнутыми штыками, а кто-то топает просто так. Впереди колонны яростно печатает шаг упитанный коротышка в полковничьей папахе, высоких офицерских сапогах и овчинном полушубке, крест-накрест перехваченном портупеей. На боку у него болтается шашка явно бутафорского вида, а на груди подскакивает жестяной георгиевский крест. Следом семенит барабанщик – худосочный юноша в очках, а за юношей шествует угрюмый знаменосец с густой окладистой бородой. На стяге из чёрного бархата красуется череп со скрещёнными костями. Поравнявшись с памятником Тимирязеву, коротышка залихватски разворачивается на одном каблуке:
– На месте стой – ааа-ать-два!
Колонна топает по инерции ещё с десяток шагов и встаёт, выдыхая пар.
– Господа офицер-ррры! Господа юнкер-ррра! Священное воинство ррр-российское! Мы пришли сюда для того, чтобы почтить память государя императора нашего Александра Второго, злодейски убиенного агентами мировой жидовской шоблы…
Людские ручейки, привычно текущие по обеим сторонам бульвара, мгновенно закручиваются и образуют водовороты. Водители машин, переезжающих площадь, слегка притормаживают и оглядываются, а кто-то даже сигналит по-спартаковски: та-та, та-та-та, та-та-та-та, та-та!