Кто в тереме живёт, или Хроники мелкого рантье
Шрифт:
– …но мы помним, господа, и мы – воздадим! За каждую каплю русской крови, пролитую безвинно! Не будет им прощенья на нашей святой православной…
Оратор вдруг заходится кашлем и, побагровев от натуги, машет рукой:
– Х-химн, х-хоспода! Х-химн!
Колонна поёт вразнобой:
– Бо-оже царя храниииии,
Сильный, держа-а-вный,
Царствуй на сла-а-ву,
На сла-а-ву нам…
У тротуарной бровки вдруг притормаживает знакомый "рафик" с оранжевой надписью "ТЕЛЕФАКТ-ПЛЮС" на боку. Из него выскакивает Серёга Платошкин в своём широком гангстерском плаще. В руке он сжимает микрофон с огромным поролоновым набалдашником – тоже оранжевым. Следом за ним вываливается оператор с камерой. Платошкин несётся мимо Крылова, бурно жестикулируя свободной рукой:
– Сто-оп,
– Погоди, пресса. Не дави…
Коротышка извлекает из недр полушубка армейскую флягу и, свинтив крышечку, делает пару долгих глотков. Потом оборачивается к Платошкину:
– Н-ну?
– Дмитрий Константиныч, мы сюжет делаем? Или как?!
– Делаем.
– Тогда всё сначала давайте. Проход по бульвару, речь, гимн…
Крылов протискивается сквозь толпу и сворачивает на Малую Бронную. Здесь, в одном из тихих дворов на правой стороне улицы, притаилось кооперативное издательство "Стас и Ко", с которым он задружился примерно месяц назад и даже успел заработать на этой дружбе невиданную для себя сумму в триста рублей… Владельцем издательства, а также его директором по всем финансовым и прочим вопросам, был человек со странноватой фамилией Куллябка. При первом знакомстве он так и представился Крылову, особенно упирая на это двойное "л": Стас Куллябка. Крылов собрался было уточнить странность, но, взглянув на визитку с золочёными буквами, понял, что не ослышался. И решил про себя: ну и фиг с ним. Куллябка так Куллябка. Главное, что хоть имя нормальное…
А вот и знакомая арочка, эхом возвращающая шаги. А сразу за ней – древняя шестиэтажка, длинная, как крокодил. А вон те четыре полуподвальных окошка, забранные решётками, и есть волшебное стасово хозяйство, где сидят классные ребята, умеющие ловко превращать обычные бумажки с буковками в радужные бумажки с циферками. И, следовательно, делающие лично тебе, Крылов, величайшее одолжение. Поскольку за все твои бумажки с буковками, пусть даже самые вдохновенные и аккуратно перепечатанные на машинке, ни один продавец хлебного магазина не отпустит тебе и четвертинки чёрного. А вот за радужные бумажки с циферками…
В арку въезжает грузовой "зил"-фургон с надписью "МЯСО" на боку и, проскрипев скатами, встаёт напротив подъезда. Из кабины выпрыгивают два мужика в грязно-белых халатах, перепачканных кровью. Домофон свистит, потом щёлкает.
– Да-а?
– Это мы…
Через минуту дверь подъезда раскрывается и на пороге возникает Стас, неспешно грызущий воблу. В другой руке он держит початую бутылку "Жигулёвского".
– Сколько тут?
– Половина.
– А остальное когда?
– В понедельник. Или в среду – самое реальное. Ты пойми, парень: если директор узнает, что мы в рабочее время машину отвлекаем…
Стас отхлёбывает пиво.
– В общем, так. Я вам набрасываю по стольничку, но чтобы весь тираж сегодня же был здесь. До последней пачки. Расклад ясен?
– Ясен.
Грузчики торопливо распахивают створки фургона. Он по самую крышу забит книжными пачками, обёрнутыми в крафт-бумагу. Стас замечает Крылова.
– О, Лёха! Привет горячий. Ты сегодня – зачем?
– Рассказик принёс. В "Юмор и жизнь". Мы же договаривались, помнишь?
– А, ну да, ну да. Для мартовского номера… Тогда делаем так: ты помогаешь мужикам разгрузиться, а я быстренько читаю твой шедевр и говорю, идёт он или нет. Ладушки?
– Ага.
Крылов отдаёт рукопись Стасу и лезет в фургон, источающий смешанные запахи подтухшего мяса и свежей типографской краски. На ярлыках, неряшливо приляпанных к каждой пачке, крупным шрифтом значится: "Франсуаза де Сент-Дюбуа. СЛАДОСТРАСТНЫЕ ТАЙНЫ ЭКСТАЗА".
Глава 10. Слон, удав и пудель Д
– Чай? Кофе?
Стас полулежит в кресле, забросив ноги на резной журнальный столик, изображающий слона. Бивни у слона воинственно сверкают позолотой. Стасовы сапоги – ковбойские, из густо проклёпанной и расшитой узорами малиновой кожи – покоятся точно между слоновьими ушами. Вокруг громоздятся стопки
Крылов вытирает ладонью взмокший лоб.
– Кофе.
– Окса-ан! Сол-ныш-ко!
В кабинете возникает Оксанка – полногрудая брюнетка лет двадцати в накрахмаленной блузке и чёрной кожаной юбке в обтяжку. Процокав по паркету высокими каблучками, она встаёт прямо перед Стасом, чуть согнув ногу в колене и откинув назад пышные волосы.
– Кофейку бы, лапуль.
Она кивает и поворачивается к Крылову.
– Покрепче? Или средне?
– Средне.
Стас провожает взглядом её удаляющуюся спину.
– Ну ведь лебедь, а? Согласен? Шея, бёдра. А как трахается, Лёш! Как же трахается! Как спинку изгибает, как стонет натурально. Дас ист фантастиш, короче… Да, кстати. Как тебе наш последний проект?
– Проект?
– Ну книжка, книжка! Которую ты разгружал.
– Да я не углублялся пока…
Стас подгребает к себе ближайшую типографскую пачку и выдёргивает из неё брошюрку ядовито-багровых тонов.
– Держи!
С обложки на Крылова взирает абсолютно голая девица, как две капли воды похожая на Оксанку. Она возлежит на широченной тахте, слегка завешенной прозрачным балдахином, и игриво болтает ногами. Вокруг её тела обвивается гигантский удав, прикрывающий наиболее соблазнительные формы и изгибы. Чуть выше балдахина пламенеет знакомый заголовок, набранный готическим шрифтом. На обратной стороне брошюрки помещён портрет автора – эффектной дамы с бриллиантовым колье на холёной шее, а чуть ниже – её краткая биография, из которой следует, что эта самая Франсуаза де Сент-Дюбуа – потомственная парижская аристократка, которая, будучи выданной замуж за дряхлеющего американского миллиардера, вдруг осознала, что просто умрёт, если не реализует свои самые пылкие сексуальные фантазии. И вот в то время, пока ненавистный муж отлучался по делам, она регулярно выходила на ночные улицы Парижа или Нью-Йорка и соблазняла там самых красивых мачо, которые попадались ей на глаза… Эту двойную жизнь она вела много лет и лишь теперь, похоронив мужа и уединившись на собственном острове на Мальдивах, сочла возможным исповедаться перед широкой читательской аудиторией…
– Да ты внутрь, внутрь загляни!
Крылов раскрывает брошюрку на первой попавшейся странице.
"…проходя мимо его серебристого "альфа ромео", я обернулась и бросила в его сторону обжигающий взгляд. И уже через секунду, услышав за спиной шум включённого двигателя, я поняла, что стрела Амура попала цель. Я шла вдоль улицы, соблазнительно покачивая бёдрами, а он медленно ехал следом. И вот, наконец, мы достигли квартала, где я сняла накануне весьма уютное гнёздышко. Я отперла дверь и вошла внутрь, сделав вид, что случайно оставила дверь открытой… О, я прекрасно знала, что будет дальше! Я медленно поднималась по лестнице, сбрасывая надоевшие туфли, и уже слышала его дыхание пятью ступеньками ниже. Пять, четыре, три… Он следовал за мной в полумраке – вкрадчиво, словно леопард. Под его мягкими шагами не скрипнула ни одна половица. Я ощущала его приближение, я знала, что в этот момент он похотливо смотрит на меня снизу вверх и видит, что под моим чёрным платьицем от Армани нет ничего, кроме прекрасной женственной плоти, трепещущей от возбуждения… И вот я чувствую, как его дыхание становится всё учащённей, а его шаловливый язычок…"
– Как тебе?
– Ну…
– Я тоже сначала не врубился, когда в рукописи читал. А потом вдруг дошло, что – бестселлер. Ты понимаешь? Бест-сел-лер! Самый натуральный, как на Западе. А то у нас любят разными западными словечками бросаться, а чего за ними реально стоит – вообще без понятия. Говорят: "Солженицын – это бестселлер! Шаламов – это бестселлер!" Лабудища полная. Вот увидишь: через пару лет всем уже будет глубоко начхать, кто, кого и за что сажал, расстреливал и предавал. А вот история про распутную миллиардершу, которую триста мужиков имели во все дыры – будет по кайфу всегда, понимаешь? И продаваться будет – влёт. Потому что бестселлер, Лёха – запомни! – это не то, что от головы, а то, что от яиц. И когда читателя на первой же странице так плотненько берут за яйца…