Кто же украл Куинджи?
Шрифт:
Следующее письмо было от сегодняшней художницы Катерины.
«Ну и что? Открывать или нет? Ладно, не буду вредничать» - она открыла письмо и стала просматривать картины. – «А неплохо, очень даже неплохо». – удивилась она и скачала к себе на комп весь архив.
Создала отдельную папку и стала смотреть картины.
«Что-то среднее между стилем Аарона Буха и Анатолия Слепышева» – молодец какая, - Кто бы мог подумать?»
Светлана уже с профессиональным интересом изучила размазанные фигуры, преимущественно лодки на берегу, отмечая те, что нужно посмотреть в живую. Скопировала шесть
Ответ пришёл моментально:
– Спасибо, буду.
Совсем перед сном Светлана проверила что там на Фэйсбуке, увидела что к ней постучалась в друзья художница Катерина, ответила «подтвердить» и заодно заглянула на её страничку. Там вперемешку с её новыми картинами (как у всех художников), было много фотографий её самой: с выставок, с вечеринок, с отдыха. На фотографиях с отдыха она особенно остановилась, и особенно внимательно на пляжных. – «Да уж… фигурка у тебя что надо. Непросто будет с тобой работать…» - Она усмехнулась, и тут же вбила поиск Евгения Короткова. Из списка выскочивших, увидела свою зеленоглазую журналистку и зашла на её страничку. – Посмотрим, есть ли у тебя пляжные фотографии»
Фотографий тоже было много, и с отдыха тоже, но на всех них она была в компании какого-то молодого человека…
«Вот блин… - расстроилась Светлана, и с досадой выключила компьютер. – Зачем я зашла к ней? Ожидала чего-то другого? А чего? Что она грустит в одиночестве? Мда…»
Она легла и долго ворочалась, всё ни как не могла, ни заснуть, ни отогнать от себя дурацкие фотографии журналистки с её приятелем.
«Почему это так задело меня?» - Она встала и пошла на кухню, - «Хорошая девочка, естественно у неё кто-то есть. Ну и что? Как что? Ты-то здесь при чём тогда?» - у неё свело живот, от неприятного ощущения, что она что-то потеряла. – «Что? Что я потеряла? Ничего ещё и не началось. Нечего терять то. Почему же мне так плохо тогда? Я потеряла надежду? Надежду на что? Надежду на какие-то отношения? Оооо…» - Она смотрела в ночное окно, и ничего не видела за ним. – «Какие отношения? Какие у нас с ней могут быть отношения? Она девчонка ещё совсем. Ей сколько? Двадцать пять? А мне?» - к горлу подступила тошнота, - «Сейчас вырвет…» - Она открыла окно и стала судорожно вдыхать морозный воздух. – «Какой кошмар…»
Сколько простояла так, она не знала, и спохватилась лишь тогда, когда стала замерзать.
Она приняла решение:
– Не буду ей звонить завтра. Приедет так приедет, нет так нет. Ничего не буду больше делать.
С силой закрыла окно и пошла спать.
К одиннадцати утра она приехала в галерею.
– «Журналистка не звонила».
С небольшим опозданием приехал человек из Конфедерации с которым она минут сорок обсуждала, что им всем делать с УПРАВИСом
– «Журналистка не звонила».
Ушёл человек из Конфедерации, но их разговор частично слышал один из посетителей, который приехал к ней сдавать картины на продажу.
– «Журналистка не звонила». – «Я не жду её, не жду», - твердила себе Светлана и поминутно смотрела на часы.
– Какая сейчас ситуация с отчислением 5% для художников или наследников?
Светлана
– Извините, что вы сказали?
– Я пока ждал вас, невольно слышал, что вы обсуждали УПРАВИС.
– А, да. И что?
– Расскажите пожалуйста, что сейчас с этим? Мне нужно будет платить кому-то 5%, если мои картины будут проданы?
– Слово «кому-то» очень верное. – Светлана ещё раз посмотрела на телефон и часы, и волевым усилием заставила себя включиться в разговор. – По закону, да. С каждой продажи мы с вами, должны делать отчисления либо автору картины, либо его наследникам. Это по закону. А на деле мы будем переводить эти деньги некоей ушлой организации с названием УПРАВИС, где они и останутся на радость великим бизнесменам братьям Михалковым.
– Они здесь причём?
– Как утверждают злые языки, именно они стоят за этой организацией.
– И что?
– И ничего. Кроме того, что мы все, участники рынка: галереи, аукционные дома, владельцы картин и все прочие посредники – должны будем платить Михалковым пятипроцентный налог с продаж. Или, что ещё хуже, передавать им ваши данные, и вы будете сами напрямую платить им те же самые 5%. То есть нас обязывают передавать каким-то странным людям нашу клиентскую базу.
– Ого. А мы тогда ещё и из налоговой начнём получать вопросы?
– Да, конечно.
– А если я этими картинами владею больше трёх лет?
– Тогда вам не нужно будет платить 13% подоходного налога.
– Ну хоть так…
– Но. – Светлана сделала паузу, - но это ещё придётся доказать. Что вы владеете картинами больше трёх лет.
– Как?
– Не знаю как. Какими-то чеками, или расписками, наверное.
– А если ничего этого нет?
– Тогда, проблема.
– Мда… Тогда может не продавать сейчас? Подождать пока всё не утрясётся?
– Не утрясётся, не для того продавливали этот закон в думе в таком вопиюще коррупционном виде, чтобы утряслось. Они нам что говорят? Что такой закон есть во всём мире, и мы лишь делаем то, что уже есть в цивилизованных странах. Так говорят нам Михалковы, между лекциями о духовных скрепах. Но это враньё. В цивилизованных странах, закон об авторском следовании есть, но написан он нормально и телега там позади лошади, а не впереди, как у нас сейчас. Там тоже есть организации, которые собирают эти отчисления в пользу художников или их наследников, но собирают они их лишь после того, как заключат договор с наследниками или художниками. А если художник умер, а наследников у него нет, или они не определены (судятся например между собой), то никаких отчислений и нет.
– Это понятно, как же иначе…
– Как иначе? У нас принят закон по которому мы обязаны платить этому УПРАВИСу, не спрашивая есть у них договора с наследниками или нет.
– Как это? Что они будут делать с деньгами если у них нет договоров с наследниками?
– Догадайтесь. – Светлана выдержала маленькую паузу.
– Оставлять себе.
– Как это?
– А вот так. Закон обязывает нас заплатить им, но не разъясняет, что им делать с деньгами, если нет наследников. Поэтому они что?