Ку-дар
Шрифт:
— Ку-дар... — в ее голосе прозвучала еле различимая досада.
— К вашим услугам, украшение Гардо-Ач, — моя вычурная фраза заставила женщину вспыхнуть.
— Разговариваешь, как самые благородные дех-ни, но я же вижу, что ты ку-дар, — женщина мягко высвободилась из моих объятий, — но должна поблагодарить, ты спас меня.
— Это было так приятно сделать, — улыбнулся я женщине. В ней есть что-то человеческое, она не смотрела с презрением или как на раба, мелькнула лишь досада, что спаситель оказался кастой ниже.
— Я могу отплатить добром, — она засунула руку в декольте, вытащив оттуда расшитый кожаный мешочек.
— Возьми, — ухоженные руки протянули мне деньги.
— Нет, не нужно. Для меня честь, что я смог помочь тебе, — меня несло, но я даже не делал попытки остановиться.
— Ты точно ку-дар, может, ты просто сделал что-то с глазами и разыгрываешь бедную женщину? И падение моего дех-ни тоже может не случайность? — В голосе Камиссы звучала надежда.
— Я ку-дар, пока что ку-дар, но твердо намерен стать «ихи-ри», а потом посмотрим, — туманно пообещал я и себе, и красивой женщине напротив меня.
Мы поговорили еще пять минут и расстались: Камисса объяснила, где находится ее лавка, заверив, что я могу в любое время прийти за помощью. Второй раз я увидел ее спустя три дня, и случилось это по вине цветка. В Гардо-Ач есть цветы, точнее цветущий кустарник, который местные называют «кархал». Его высаживают в небольших глиняных горшках и постоянно поливают. Цветет он всего два дня в году, увидеть или подарить цветущий «кархал» считается лучшим пожеланием счастья. Проходя мимо одного дома в районе, где жили зажиточные купцы и горожане, заметил на подоконнике два горшка с «кархалом». Растение в одном горшке выпустил голубые пятиконечные цветы, собираясь раскрыться полностью. Хотя кража в Сирдахе — серьезное преступление, не смог удержаться, чтобы не своровать горшочек.
Когда Камисса увидела мой подарок, в ее глазах я прочел обещание всего. Именно тогда и решил переселиться к ней, если потеряю след инквизиторов. Камисса очень обрадовалась и повела меня в свой хлев, где настала очередь удивляться мне. Хлев был разделен на две части: в одной содержались кварки, во второй части хранилось сено, солома и инструменты. Чистота, царившая в хлеве, пожалуй, соответствовала уровню провинциальных гостиниц в российской глубинке.
Проигнорировав взгляд Камиссы, готовой прямо в хлеву опробовать соломенный тюфяк, пообещал ей вернуться через пару дней. Не хотелось с ней торопиться, быстрые победы часто приводят к быстрому расставанию.
Камиссы дома не оказалось, она отправилась в город по делам. Пройдя в хлев, доступно объяснил местному ку-дару, что я индивид и не люблю проживания в коммуналке. Через десять минут компанию мне составляли только кварки, а еще час спустя в хлев влетела раскрасневшаяся Камисса, уже будучи в курсе моего переезда к ней. Интимные подробности нашего первого сексуального контакта опущу, но удовлетворенная женщина клялась Сирдом, что не встречала мужчины лучше и искуснее. Определенно, в Сирдахе женщины не избалованы мужским вниманием, моя бывшая все время ворчала, что я в постели не Казанова.
— Какие у тебя планы, Желток? — спросила Камисса, приводя себя в порядок.
— Желток?
— Ну, да. Я не могу называть тебя ку-даром, пусть у тебя желтые глаза, но душа и поведение настоящего «сен-ара».
— Хоть горшком называй, только в печь не ставь, — отшутился я, довольный тем, что меня повысили до мнимого «сен-ара».
— Я пришлю слугу
Еду принесли довольно быстро: Паис, личный слуга Камиссы, втащил поднос, уставленный различными яствами: хлеб, сыр, мясо, молоко в глиняной бутылке и небольшой кувшинчик.
— Это галернское вино, из личных запасов госпожи, — непонятно, звучит в голосе Паиса восхищение проходимцем ку-даром или осуждение госпожи, тратящей такое вино на меня. Я протянул кувшинчик Паису:
— Выпей Паис, я все равно не очень люблю вино.
Слуга даже оробел от моего предложения, оглянувшись, быстренько хлебнул, закатывая глаза:
— Ваш-та! — вырвалось у него, слово «ваш-та» в Сирдахе могло означать что угодно, но всегда обозначало превосходную степень. «Ваш-та» говорили при виде великолепного сига или красивой женщины, при пробе вина или увидев цветущий «кархал».
— Пей еще, — я снова протянул кувшинчик, но Паис вежливо отказался:
— Госпожа отправила его тебе, это неуважение к ней, если я выпью еще. Я приду за мусором через четверть сирда, оставив посуду, мужчина вышел. Впервые со времени попадания в Сирдах я отобедал, не торопясь и смакуя. Вино на самом деле оказалось прекрасным: пилось легко, по шарам давало мягко, но настойчиво. Наевшись, прошел на половину с кварками, давая себя обнюхать. В хлеву появился новый хозяин, животные должны привыкнуть к моему запаху.
За время, пока жил в хлеву постоялого двора, я неназойливо наводил справки про школы, где обучали мастерству «ихи-ри». Таких школ в Гардо-Ач аж целых две, вечно конкурирующие между собой. «Школа мастерства ихи-ри» достопочтенного Керал-Мака и «школа ихи-ри Бабрана». Первая школа располагалась недалеко от дома Камиссы, нужно пройти всего несколько улочек. Школа Бабрана находилась в левой части Гардо-Ач, требовалось перейти мост через реку Ара-ча, делившую город на две неравные части.
Проблема в том, что ку-дару нельзя заявиться и стать учеников в таких школах. Обучение мастерству «ихи-ри» было платным, но более важной проблемой явилось то, что в школу набирали либо по рекомендациям «ихи-ри» успешно сдавших заключительные экзамены, либо по рекомендации уважаемых горожан, являющихся меценатами. Если уточнить, рекомендации Камиссы и оплаты за учебу было недостаточно. Вот если кто-то вносил крупную сумму на деятельность школы, тогда прием в школу гарантирован. Кроме этого, есть и базовые требования, без их выполнения не стоило даже думать о поступлении в школу. Все это я выяснил за неделю, крутясь рядом с этими объектами: здесь тоже жили свои ку-дары, занимающиеся грязной работой за еду и ночлег.
Прямо сказать Камиссе, что мне нужна ее протекция, равносильно признанию, что я сблизился с ней, чтобы использовать. В принципе так и есть, если не считать, что у меня проснулась симпатия к этой красивой и деловой женщине. Прошло две недели моей беззаботной жизни, а я все не мог завести разговор на эту тему, совесть начинала протестовать, видя, как счастлива молодая женщина. Тему завела сама Камисса, когда мы лежали, пытаясь отдышаться после бешеного очередного захода.
— Желток, меня так не устраивает: приходить к тебе крадучись, словно падшая женщина. Ты лучший из мужчин, ничего не просишь, честен со мной. Может, мы будем встречаться в доме? Мои слуги умеют держать язык за зубами, нас никто не увидит.