Кубанская конфедерация. Пенталогия
Шрифт:
Как молотили дикарей, рванувших за нами в погоню, мы не видели, нам бы отдышаться да свои рюкзаки забрать. Прошло всего несколько минут – и группа готова к движению. Гдето позади «беспределы» в себя приходят, и не хотелось бы, чтоб они нас догнали. Пошли. Не успели и трёх километров отмахать, как нас снова атаковали – стая собак с полсотни голов. Пришлось остановиться, занять оборону и покромсать их огнём. Только с тварями четвероногими закончили, навалились твари двуногие, но от этих отбивались уже на ходу. Останавливаться нельзя, и только движение нас спасёт.
Так прошло двое суток, во время которых
В кулак группы собрались уже за станицей Кировской, в большом старом саду с черешней, рядом с колхозом имени некоего Вильямса. Выглядели мы не очень бодро – оборванные, грязные и не выспавшиеся, есть несколько раненых, и не только в нашей группе потери, остальным трём тоже досталось. Да и чёрт с ними, с усталостью и ранениями, это не беда, и можно было ещё побегать, подёргать противника, но было одно но: боеприпасы на исходе. Делать нечего, с ножами и пистолетами на «беспределов» в атаку не кинешься, тем более таких, неплохо вооруженных и имевших в запасе всю огневую мощь разбитой царской армии. Командир скомандовал отход, и, уже не петляя, не скрываясь и не устраивая засад на дорогах, рота направилась к позициям нашего корпуса.
Однако не тутто было. Только головные дозоры вышли из заброшенного и заросшего бурьяном сада, как напоролись на засаду из нескольких пулемётов. Метнулись влевовправо – то же самое, и куда ни ткнись – «беспределы», которые патронов не жалеют и стреляют очень даже метко.
Я находился рядом с командиром роты, завалился за кучу сушняка и пересчитывал боезапас, которого было не густо: полрожка патронов, пара «эргэдэшек» и в ТТ одна обойма. Хреновато, конечно, но шансы у нас были, пусть небольшие, но какие есть. До ночи бы дотянуть, пару часов всего осталось, а уже по темноте на прорыв пойти. Все не вырвутся, это и ёжику понятно, но хотя бы половина роты, даже потеряв большую часть вооружения, выйдет к своим, до которых не так уж и далеко, километров восемнадцатьдвадцать по прямой.
– Эгегей! – От позиции «беспределов» раздался крик. – Спецназ, не стреляйте, говорить будем!
– Давай выходи! – выкрикнул Ерёменко, которому всё равно надо было время потянуть.
На небольшую полянку, разделяющую нас и «беспределов», вышел плотного телосложения человек в форме донского царского войска – сером камуфляже и, что характерно, при погонах полковника. Он оглянулся, потом повернулся к нам и выкрикнул:
– Я полковник Юсупов, бывший офицер царской армии, под Зерноградом попал в плен и теперь у верховного вождя Гуума служу переводчиком.
– Майор Ерёменко, Четвертая гвардейская бригада, спецназ. Чего ты хочешь, бывший полковник?
– Мой хозяин говорит, что вы – умелые воины, но вы всё равно сегодня умрёте. Он жаждет развлечения и даёт вам возможность ещё какоето время пожить. Сильномогучий Гуум предлагает провести поединки меж своими воинами и твоими
– Как это будет происходить?
– На поляну выйдут пять его воинов и пять ваших. Бой насмерть, группа на группу, никакого оружия и только рукопашная схватка.
– А если мы не согласимся?
Юсупов ещё раз посмотрел назад и объявил:
– У вас нет боеприпасов, майор. Не выпендривайся и согласись. Если откажешься, то Гуум отдаст своим воинам приказ, и в течение получаса вас задавят всей толпой.
Посовещавшись с командирами групп, майор дал свой ответ:
– Мы согласны. Пусть выходят кулачные бойцы, и я обещаю, что, пока будет идти схватка, с нашей стороны стрельбы не будет.
– Со стороны воинов вождя Гуума тоже, – ответил переводчик.
Полковник покинул поляну, и на неё выскочили пятеро «беспределов», все как один, будто братья, приземистые, невысокие, чрезвычайно мускулистые, но лбы скошены, и волосы начинают расти от бровей. Питекантропы, мля! Кустарник с той стороны поляны зашуршал – наверное, зрители подтянулись, а наш командир окликнул уцелевших бойцов роты:
– Парни, кто готов врукопашку с дикарями схватиться?
Первым вышел брат майора, Денис Ерёменко, командир первой группы. За ним вслед два его сержанта, четвёртым вызвался Филин, мой комод, а уже за ним отчегото и я решил погеройствовать. Жизнь одна, а тут так складывается, что вариантов уцелеть совсем не много. Посмотрим, каковы «беспределы» один на один и без оружия. С тоской я взглянул на ТТ и оставил его вместе с автоматом, ножом и гранатами Глазу.
– Если что, тебе сгодится, – перед тем как выйти на поляну, сказал я пулемётчику, у которого ни одного патрика не осталось.
Как древние гладиаторы, мы остановились напротив своих набычившихся противников, на мгновение замерли в ожидании сигнала и, по резкому окрику с вражеской стороны, бросились вперёд. Крепыш, который достался мне, расставил перед собой руки и попытался сцапать меня за одежду. Стойка у него борцовская, такой боец если ухватит за шею, то запросто её сломает. За последние месяцы кое в чём я поднаторел и всю нехитрую тактику «беспредела» понимал. Уклонившись от его броска, ничего нового придумывать не стал, а резким ударом с правой пробил ему в висок. От такого удара бывало, что быкидвухлетки в себя не сразу приходили, а для человека, если дикаряпитекантропа так можно назвать, он оказался смертельным.
Противник рухнул в траву, а я бросился на помощь к Филину, которого сразу двое крутили, причём напоказ и, видимо, красуясь перед своим вождём. Дикари прижали сержанта к земле и неспешно давили на него сверху, думается, хотели сержанту хребет переломить. В полуметре от увлекшихся развлечением своего вождя «беспределов», подпрыгнув вверх, с ноги врезал одному в грудь. Он слетел с тела Филина, а я, не удержав равновесия, рухнул на него сверху. Раздумывать было некогда, и я начал молотить его кулаками по лицу. Удар. Удар. Удар. Лицо противника превратилось в кровавую кашу, сколько я его бил, не помню, какоето исступление накрыло. Пришёл в себя оттого, что меня ударили в бок. Перекатился через себя, вскочил и был готов продолжить бой. Однако дело было сделано. На поляне остались я и Ерёменкочетвёртый, ногами добивающий того дикаря, который меня в бочину пнул. Ещё был Филин, но он еле дышал.