Кубанский шлях
Шрифт:
Параскева, низенькая, толстая, ещё нестарая баба, и её муж Патракей Шкандыбин, длинноногий, узкоплечий и неудалый казак, жили через три двора от Бычковых. Надо сказать, чудные имена они получили от бывшего семинариста, выгнанного из бурсы за неуспеваемость. Он помогал дьячку крестить детей и, словно в шутку, выбирал в святцах для дитяти самое редкое имя. Шкандыбиным ещё повезло. Параскеву называли по-местному Парашка, или чаще Шкандыбиха, а Патрикий превратился в Патракея. Но тогда в прибрежном донском хуторе, откуда супруги родом, вышли
Бычиха набрала в кувшин топлёного масла "для больного" и отправилась к соседям.
Толкнула в хату дверь. Патракей, туго обмотанный бабьим платком, развалившись на кровати, постанывал.
Накануне праздника велела жена ему кабана забить. Он никого в помощь не позвал - понадеялся на свои силы, да и не хотелось мясом делиться. А кабан - зверюга ещё тот: грудина - никакого аршина не хватит мерять, а зад - так трёхпудовый окорок. Почти год кормили борова!
– Замнёт!
– подумал Патракей и предварительно, для храбрости, хватил кружку браги. Хмель в голову - разумению дурная подмога. Замыслил казак сначала оглушить животину, а потом заколоть, всё легче будет. Взял кувалду и открыл дверь катуха ....
Видит: кабан стоит неподвижно, словно в задумчивости. Патракей руку с кувалдой на отлёте держит - готов бить точно в лоб. А кабан стоит. Казак начал пугать его, размахивая кувалдой перед рылом. А тот стоит, как вкопанный. Патракей и так, и сяк с ним, взмок даже от старания. И, рассердившись, как влепит ему кувалдой в ухо. И в ту же минуту сам оказался верхом на кабане - тот кинулся к выходу, норовя между ног его проскочить, да и посадил несчастного на спину.
И вот выскакивают оба из катуха, и давай по двору носится. Кабан визжит, всадник кричит благим матом.
Из хаты вывалилась Шкандыбиха и всплеснула руками:
– Господи Исусе Христе, спаси и помилуй!
А действие развивается. Вот завалилась поленница, вот опрокинулось корыто, покатились вёдра.... Патракей орёт, куры квохчут, телёнок мычит, собаки брешут....
У кабана и у Патракея глаза одинаково от страха на лоб вылезают. Жуть, да и только!
И тут кабан, насмерть перепуганный, заскочил вдруг обратно в катух. Шкандыбин, больно ударившись о притолоку, свалился с него и зашиб себе рёбра. Попробовал, было, подняться - боль невыносимая. Тогда он от боли, от злости и беспомощности завыл. На вой опять отозвались все собаки в округе.
Бедный кабан, дрожа от страху, в угол забился и совсем глупым поросёнком стал, а Шкандыбиха еле до кровати Патракея доволокла и побежала за лекарем. Тот сделал примочки, помазал снадобьем, туго перемотал тряпками и велел лежать.
Так и остались Шкандыбины на праздник без свежатинки, да и без самого праздника. Так что приход Бычихи был для них скорее желательным, чем неприятным.
– Здорово живёте в вашей хате!
– входя в дом и умильно улыбаясь и крестясь, пробасила Бычиха
–
– С праздником, соседи!
– И тебя, Лукерьюшка, с праздником!
– также умильно ответила хозяйка.
– Да вот, услышала от Маланьи, что Патракею неможется, дай, думаю, проведаю соседа.
Перекрестившись на образа, Бычиха подошла к Патракию и жалостно спросила:
– Как ты, Патракей Матвеевич?
– Больно, - простонал он, - упал, все бока болят. Немец сказал, что два ребра поломал.
– Сам виноват, - сердито буркнула жена.
– Я тебе вот маслица принесла, перед праздником натопила. Ешь, сосед, на здоровье, поправляйся.
Она повернулась к Шкандыбихе и совсем другим голосом проговорила:
– Выйдем-ка, Параня, на час.
– А что так?
– заволновалась всем рыхлым телом струхнувшая Шкандыбиха.
– Тырлыч-траву покажу тебе!
– Не надо, соседка, и на старуху бывает проруха. Ну, не получилось на этот раз, - заглядывая Бычихе в глаза, виновато проговорила та.
– А, можеть, ишшо сбудется - просто время не пришло. Это ж не сразу получается. Раз - и парень твой! Подождать надо, - замельтешила Шкандыбиха.
– А хочешь, я погадаю?
– Что гадать, когда не смотрить Фролка на Марусю мою. За Катькой Терентьевой бегаеть. Слухай, Парашка, кубыть отворот какой есть? Для Фролки, а?
– Это, пожалуйста, только не могу обешшать, как после приворота он будеть действовать, - более спокойно вздохнула Шкандыбиха, - тырлыч-трава всем девкам помогала, а твоей не помогла. Потому что дело не в ей, а в парне. Пойдём, соседка, в баню, - повторила она, - там тихо, я погадаю и точно скажу - будет ли Маруська с ним?
– Ну, смотри Парашка, ты меня знаешь.
– Знаю, как не знать. Помню твои ручушки, - примирительно согласилась Шкандыбиха и покатилась шариком в конец огорода, где виднелась угрюмая перекошенная банька, давно не видевшая хозяйского пригляда. Но в предбаннике было чисто и аккуратно, всё приготовлено для гаданья: иконы, свечи, святая вода и различные колдовские предметы.
– Когда Маруська родилася?
– деловито спросила Шкандыбиха, расставляя на низеньком столике по кругу свечи.
– Перед Масленой.
– Теперь садися и молчи. Рта не раскрывай, а то гадание будеть неправильным.
Гадалка плеснула в миску святой воды, открыла коробочку с разными семенами и зажгла все свечи. Среди бела дня на Бычиху обрушились таинственность и страх.
А Параскева вслух прочитала "Отче наш", перекрестилась на икону Божьей матери и начала пальцем рисовать вокруг миски какие-то узоры.
Бычиха немного отошла и, сомкнув плотно губы, молчала, хотя её так и подмывало спросить Шкандыбиху, для чего это она делает. Та же что-то шептала неразборчивое, водила над водой руками, изредка опуская в неё семечко. Некоторые из брошенных семян оставались на поверхности.