Кубанский шлях
Шрифт:
– А в Молдавии фельдмаршал Румянцев-Задунайский нанёс турецкой армии какие тяжёлые поражения!? Черноморский флот контр-адмирала Войновича разгромил её у Фидониси, - продолжил восторженные воспоминания Гудович, - и генерал Текели на Кубани постарался. Сколько раз он разгонял скопища татар и горцев! А Суворов, соединившись с принцем, атаковал и разбил турок под Фокшанами.
– Да, турки тогда перешли в наступление. Сто тысяч сабель! Как вспомню.... Но на Рымнике, слава Богу, Суворов и принц Кобургский разгромили их в пух и прах.
Князь помнил
Правда, кампания 1790 года и началась крупной неудачей для союзников, австрийцев: принц Кобургский был разбит турками под Журжей. В феврале того же года умер император Иосиф II, а его преемник Леопольд II пошёл на открытие мирных переговоров при посредстве Англии и Пруссии. Для этого был созван конгресс в Рейхенбахе; но императрица Екатерина Алексеевна демонстративно отказалась от участия в нём.
Тогда турецкое правительство, ободрённое благоприятным исходом, вновь попыталось овладеть Крымом и прикубанскими землями. Но на Чёрном море поражение турецкому флоту нанёс славный контр-адмирал Фёдор Ушаков, что явилось для Порты трагедией. И вот теперь наши войска под Измаилом, где Порта надеется отыграть свои поражения.
– А где же Вы, генерал?
– прервал восторг Гудовича Светлейший князь, - где Ваш полководческий талант? Килия? Но там не победить мог только тот, кто не планировал победу. Сколько можно осаждать Измаил?! Пора, наконец, его брать, бра-ать! Всё же для этого подготовлено, что Вы медлите?
Гудович виновато насупился и замолчал.
Первого ноября Императрица написала Потемкину: "обратить все силы и внимание и стараться достать мир с турками".
Екатерина требует мира, а как его достигнуть, если турки не дают, твердо веруя в неприступность Измаила?! Без овладения крепостью никаких действий, которые бы заставили турок искать мира, выполнить нельзя. Это сознают и турки, и представители Англии, Пруссии и Польши, заседающие в Систове и зорко следящие за затруднительным положением России. И политика, и стратегия требуют взятия Измаила. В Измаиле как бы завязался "гордиев узел", который развязать путём осады или блокады нет времени, а разрубить узел путём штурма - представляется предприятием непосильным и сомнительным.
Здесь требуется подвиг, нужен особо вдохновенный мастер, и Потёмкин остановился на Суворове, находившемся в ста вёрстах от Измаила, под Галацем.
– А как Ваше Превосходительство не замечает, что неприятель уже приведён был в робость? Ведь не увидели же Вы этого в Килии до самой её сдачи, и я не приметил также никакой трусости у турок в Очакове до самого штурма?
– продолжил свою мысль Потёмкин.
Он не ждал ответа Гудовича: всё и так было решено. Голос князя стал твёрже:
– Теперь остаётся ожидать благополучного успеха от последних действий, исполнение которых возложено мною на генерал-аншефа графа Александра Васильевича Суворова-Рымникского. Передадите ему командование, милостивый государь,
Да, Измаил не Килия, а Гудович, несмотря на его отвагу и острый ум, не обладает достаточным авторитетом ни среди войск, ни среди генералитета. Под его руководством военный Совет вынес решение о необходимости формальной осады. За рассуждениями об осаде просматривался отказ от решительных действий. Так и случилось. Командиры корпусов начали отводить войска от крепости. Де Рибас стал снимать осадную артиллерию с острова Чатал напротив Измаила и грузить её на суда. Но Потёмкин - как главнокомандующий - предвидел такое развитие событий!
Еще не зная о решении совета Гудовича, он послал секретный ордер Суворову:
"Флотилия под Измаилом истребила уже почти все их суда и сторона города к воде очищена; остаётся предпринять с помощью Божьей овладение города. Для сего, Ваше Сиятельство, извольте поспешить туда для принятия всех частей в вашу команду, взяв на судах своих сколько можете поместить пехоты, оставя при Генерал-Порутчике Князе Голицыне для удержания неприятеля достаточное число и всю конницу, которой под Измаилом и без того много.
Сторону города к Дунаю я почитаю слабейшею, если бы начать там, чтобы, взойдя, тут, где ни есть разместиться и уж оттоль вести штурмования, дабы и в случае чего, Боже сохрани, отражения, было куда обратиться.
Боже, подай Вам свою помощь! Уведомляйте меня почасту.
25 XI. 1790 г. Бендеры".
Тем же числом отправлено ещё одно письмо генерал-аншефу от главнокомандующего, личное:
"... Измаил остаётся гнездом неприятеля. И хотя сообщение прервано чрез флотилию, но все он вяжет руки для предприятий дальних. Моя надежда на Бога и на Вашу храбрость. Поспеши, мой милостивый друг!
По моему ордеру к тебе, присутствие там личное твоё соединит все части. Много тамо равночинных генералов, а из того выходит всегда некоторый род Сейма польского - нерешительного. Рибас будет тебе во всем напомогу и по предприимчивости, и по усердию; будешь доволен и Михайлой Кутузовым. Огляди все и распорядись, и, помоляся Богу, предпринимайте действия. Есть слабые места, лишь бы дружно шли. Князю Голицыну дай наставление. Когда Бог поможет, пойдём выше. Вернейший друг и покорнейший слуга
Князь Потемкин Таврический".
25 XL 1790 г. Бендеры.
Вошёл дворецкий и доложил, что прибыли французские господа и просят аудиенции.
Участие в военных действиях против Порты стало для многих европейцев делом чести. Тон задавали такие блестящие лица, как принц де Линь, адмирал Нассау-Зиген. Действия графа Роже де Дама, буквально помчавшегося в Россию воевать с турками в русской армии в очаковскую кампанию, стало вдохновляющим примером для многих молодых французских дворян. При этом их поведение, конечно, не соответствовало официальным установкам французской дипломатии: Франция поддерживала Османскую империю. Строительством и укреплением турецких крепостей руководили тоже французские инженеры.