Кубинский зал
Шрифт:
– Ну и ну!… – потрясенно пробормотал кто-то.
Словно услышав эти слова, мужчина замолчал, скрючившись в кресле, словно младенец в материнской утробе. Исторгнув из себя в нечеловеческом крике свое переживание, он стал понемногу приходить в себя, – понемногу, поскольку сил у него, по-видимому, оставалось немного.
Поза Элисон стала не такой напряженной, и я увидел, как она с облегчением вздохнула.
– Это были не звезды, – сказал мужчина, открывая глаза.
– Не звезды? – Элисон шагнула к нему с намерением удержать его в кресле, если он надумает встать.
– Это были фейерверки, бенгальские огни, ракеты! Они касались моего лица! Я чувствовал,
– Это было приятно?
Мужчина слегка прикрыл один глаз.
– Очень. Полное, абсолютное наслаждение – вот как бы я это назвал.
– И этим признанием мастерства нашего мистера Ха, – с торжеством провозгласила Элисон, – мы заканчиваем сегодняшний вечер. Тех, кто не попробовал эту удивительную рыбу сегодня, мы приглашаем прийти в следующий раз; тем же, кому посчастливилось отведать наше фирменное блюдо, мы желаем всего самого наилучшего. Не забудьте, пожалуйста: то, что вы видели сегодня здесь, за пределами этого зала лучше не обсуждать. Надеюсь, в самое ближайшее время мы снова встретимся с вами в верхних залах нашего ресторана. Позвольте от вашего имени поблагодарить мистера Ха и несравненную Шантель. Спокойной ночи.
На эту коротенькую речь зал отозвался вежливыми аплодисментами (за которыми, впрочем, скрывались достаточно противоречивые чувства) и снова затих. В Кубинском зале снова появился древний официант, бармен зашел за стойку, и в предвкушении выпивки публика несколько оживилась, почувствовав себя свободнее. Несколько человек закурили бесплатные сигары. Как, полагаю, и большинство присутствующих, я еще не до конца поверил тому, что видел своими собственными глазами, и это заставило меня внимательно наблюдать за первыми двумя мужчинами, делившимися своими ощущениями с соседями по столику. Помнится, престарелый литератор утверждал, что все это просто мошенничество, старый как мир цирковой трюк с «подсадками». Был ли он прав? Быть может, на моих глазах действительно было разыграно представление, но как я мог судить об этом, не попробовав удивительную рыбу сам?
Последний из троих счастливцев выбрался из кресла, сделал шаг, покачнулся, но выровнялся и благополучно вернулся на прежнее место. Шантель задвинула кресло обратно в темный угол, и некоторое время я с удовольствием наблюдал, как движутся под платьем ее полные, мягкие ягодицы. То, что мой интерес не укрылся от Элисон, меня не испугало и не огорчило, ибо она тотчас подошла ко мне и жестом собственницы положила руку мне на плечо:
– Ну как, понравилось тебе наше шоу?
– Очень. Отличное представление, Элисон.
– Представление? Неужели ты еще сомневаешься?
– Не без этого.
Элисон быстро оглядела зал; по-видимому, у нее еще оставались какие-то дела.
– Значит, тебе нужны еще доказательства?
Я хотел ответить, но Элисон уже отошла, чтобы поговорить с Ха, который прибирал свое хозяйство. Мне показалось,
– У вас есть мяч, подписанный Дереком Джитером? – спросил я, разглядывая мячи.
– Думаю, да, – ответила Шантель, покапывая мне один из них. – Вот он.
Я взял мяч, с удовольствием ощущая, как плотно он ложится мне в ладонь. Подпись Дерека Джитера оказалась довольно убористой, без каких-либо декоративных завитушек и росчерков, и мне подумалось – это счастливый мяч, он безусловно понравится моему сыну. И это именно та вещь, которую бы хотелось Тимми.
– Это настоящая подпись? – спросил я.
– О, разумеется, – промурлыкала Шантель. – Мы получаем их от проверенного дилера.
– Я его возьму.
Что я и сделал. Правда, цена была довольно высокой, но когда я подумал о счастливом изумлении, которое ожидало Тимоти, если мне удастся переслать ему мяч, она показалась мне пустяковой.
Когда я снова поднял голову, Ха мыл разделочный столик, поливая его чистящей жидкостью из бутылочки и тщательно вытирая губкой. Я заметил, что все, к чему он прикасался, попало в зеленый пластмассовый таз. Ножи, салфетки, кусочки рыбы, остатки риса – словом, все. Под конец Ха достал из столика пакет с березовыми углями. Неужели, подумал я, он собирается устроить что-то вроде барбекю? Но – нет. Ха вскрыл пакет и высыпал брикетированный уголь в таз, добавил немного воды, потом взял обычный вантуз и все перемешал. Вантуз он тоже бросил в таз. За ним последовали белая поварская тужурка, резиновые перчатки и защитные очки. Наконец Ха накрыл таз крышкой и закрепил ее клейкой упаковочной лентой.
– А уголь-то зачем? – спросил я у Элисон, которая снова подошла ко мне.
– Он поглощает все ядовитые вещества, – объяснила Элисон. – Ха считает, что мусор должен быть безопасен.
– Он боится, что его мусор может чем-то повредить нью-йоркской канализации?
– Наверное.
– Еще одна капля яда среди множества других ядов?
– Да. – Элисон протяжно вздохнула. – Боже, как это по-мужски!
– Что ты имеешь против мужчин? – уточнил я. – То, что они ядовиты, или то, что их слишком много?
– И то и другое, – ответила Элисон. – Впрочем, и женщины не лучше.
Кивком головы она попрощалась с несколькими уходившими клиентами.
– Да, – сказала она одному из них. – Я сообщу вам, когда мы снова будем готовы.
И она села напротив меня.
– Ну как?
– Все-таки мне кажется, это какой-то ловкий трюк, – признался я.
– Это не трюк. Элисон покачала головой. – Мы играем честно.
– И все равно я не верю, – уперся я.
Она усмехнулась:
– Веришь. Тебе не хочется верить, но ты веришь, Билл.