Куда пропали снегири?

Сухинина Наталия Евгеньевна

Это мы — о встрече. С утра до вечера отец Далмат на ногах. А поговорить так необходимо.

– Вы уж обязательно побеседуйте с отцом Далматом, - благословил наместник.
– Он у нас на особом послушании у праведного Симеона.

Долгожданная беседа. Мерцают огоньки свечей, кротким вздохом вторят им лампадки. Совсем рядом, только руку протяни - рака с мощами. Никого в хра­ме, закончилась служба, завершился день.

– Святые мощи в Нижний Тагил увезли. Подальше с глаз, в музей, в запасники. Мне тогда лет семь было. Ремонт в музее затеяли, мощи вынесли под лестницу да и забыли, видно. А праведный Симеон стал многим в Тагиле являться,

звать к себе. Молва-то быстро раз­неслась. Пошли верующие в музей. Билет купят и пря­миком к праведному Симеону. Стоят, молятся про се­бя, а момент выберут и приложатся. И мы с матерью пошли. Я с детства о монастыре думал, но скрывал от всех, насмешек боялся. А мать к мощам подвела и шеп­чет: «Проси, чего хочешь». Я и взмолился: «Правед­ный Симеоне, помоги мне монахом стать». Мать спра­шивает: «Попросил? » Да разве скажу, это была наша с Симеоном Верхотурским тайна. Мать тогда решила попросить смотрительницу, чтоб мощи открыла. За три рубля. Открой, говорит, что тебе стоит, заплачу, не бесплатно. А смотрительница атеистка ярая, какие ещё мощи, что за мощи, шумит, волнуется, мать и сама не рада. Убежали мы. На другой день отправились на разведку, а гардеробщица нам шепнула: «Нет мощей, увезли их в Свердловск». Вот ведь как быстро «под арест» взяли Симеона праведного.

Но мысль о монастыре не покидала мальчика Ва­сю. Едва подрос, повезла его мать в Свердловск, хо­тела определить где-нибудь при храме, тяжело ей было одной с двумя детьми. Определила. И именно при том храме, сама того не ведая, где хранились мощи праведного Симеона. Опять стал молиться Василий: «Помоги мне, святой угодник, попасть в монастырь». Четыре года жил при мощах, при хра­ме. Бывало, придёт ночью в храм, встанет на колени перед ракой и молится... Восемь лет назад мощи праведного Симеона отправляются к месту своей первой «прописки» - в Свято-Николаевский монас­тырь. Василий провожает их со слезами. Ему пред­лагают ехать следом за мощами, но он остаётся в Свердловске рядом с тяжело больной матерью. До срока. До особого Божьего промысла.

– Тяжело было, наверное, провожать праведного Симеона?

– Да, нелегко. Но ведь чудо случилось, когда раку с мощами выносил. Рака-то встала и минут пять стоя­ла в воздухе. Ни с места. Прощался Симеон правед­ный с храмом.

– Как вы почувствовали это?

– А как не почувствовать? Поднимаем их, а они ни с места. Я уже и с силой дёргаю, никак. Один священ­ник понял, что произошло. «Что, Василий, - спраши­вает, - встали мощи?» А у меня ком в горле. Стали чи­тать акафист, и только после этого мощи «пошли ».

Через 63 года после изъятия они вновь возврати­лись в Верхотурье. Но не было рядом с ними верного послушника Василия, пока не было. Пути Господни водили его в Дивеево, в Москву, наконец, приехал он помолиться в Верхотурье. И остался. Здесь, у раки, принял постриг с именем Далмат.

Уже пятый год инок Далмат стоит у раки. Тысячи людей проходят перед ним, и он, как никто другой, ви­дит силу молитв перед мощами и чудеса исцелений. Сам он был исцелён праведным Симеоном дважды. За­метили, что особенно помогает праведный больным глазами, а ещё при немощи рук и ног.

Святого Симеона Верхотурского хорошо знают на Урале и в Сибири. Едут в Свято-Николаевский монас­тырь паломники из Челябинской области, из Екате­ринбурга, Нижнего Тагила, Тобольска. Но Россия большая, а святыня эта не только уральская, а обще­российская. В монастыре готовы встретить паломни­ков из самых разных уголков,

дать кров, пищу, встре­тить у мощей Симеона Верхотурского с братским расположением и христианской любовью. После того, как монастырь посетил Патриарх, количество палом­ников резко увеличилось, о Верхотурье узнало много православных.

Запомните, Симеон имя ему, Симеоном его зовите...

ТРИ КРАСНЫХ РОЗЫ В ТОНКОМ ХРУСТАЛЕ

Давно уже, года три назад, не меньше, я увиде­ла эту женщину впервые, выхватила взглядом из группы прихожан ближайшего к моему до­му храма. Она выделялась среди них: высокая, с пря­мой спиной, в строгом чёрном платье. Напоминала то ли дрессировщицу, то ли оперную певицу. Жен­щина стояла, как натянутая струна, устремив взор к алтарю. Старушки поблизости тоже стали на неё посматривать.

Я не сразу заметила в руках у женщины большой пластиковый пакет в чёрно-золотую полоску. Пакет был, видимо, тяжёлый, и женщина поставила его у ног.

К концу службы она стала тихонько, стараясь не шуршать бумагой, вытаскивать из пакета какой-то предмет. Заметив мой взгляд, попросила:

– Помогите, пожалуйста. Никак не справлюсь.

Она сказала это, будто извиняясь, сердечно, прос­то. Мы стали вместе разворачивать бумагу. В ней ока­залась ваза. Да, да, большая, тонкого хрусталя ваза, вся какая-то воздушная, искрящаяся.

– Я хочу подарить её храму, - шепнула она.
– Но не официально, а незаметно. Посоветуйте, как...

– Поставьте, и всё, куда вам хочется. Кому какое дело.

– Я тогда к этой иконе поставлю, «Споручница грешных». Я её давно искала, мне подсказали, что есть она в этом храме.

– Жаль, цветов нет, - вздохнула я, - без цветов у иконы...

– Я принесу, я куплю. Хотела сразу, да тяжёлая сумка, неудобно. А вы, может, пока водички нальёте?

Конечно, я сходила за водой. Налила в вазу два больших ковшика. А тут и она вернулась с тремя пре­красными розами на высоких крепких ножках. Розы были красные. Женщина бережно поставила их в во­ду, чуть-чуть отступила, посмотрела, будто оценивая работу, и только потом подняла глаза к иконе, пере­крестилась.

– Вот так, хорошо, - сказала тихо. Вышли из храма вместе.

– Вам в какую сторону?
– спросила она.

– Недалеко, за рощу.

– Жаль, мне в другую.

– Я могу проводить вас. Как раз сегодня никуда не спешу.

– Проводите. И, правда, грех домой торопиться, та­кой чудесный, такой несуетный вечер.

Несуетный вечер. Мне очень понравились её слова. Их мало, несуетных вечеров, в нашей жизни. Как пра­вило, вечера оказываются без вины виноватыми в на­ших абы как прожитых днях. Мы накапливаем к вечеру безалаберность своих и чужих поступков, огрехи дня, усталость, раздражительность, неоплаченные ближни­ми счета и превращаем вечера в судорожное латание дыр, в торопливую подготовку к марафону дня гряду­щего. Но бывают, бывают особые вечера. Они запоми­наются, потому что их немного. Они как особой раскраски камушки в ожерелье. Куда-то уходит многозаботливость, остро обнажается смысл нашей малень­кой жизни, которую мы живём взахлёб, торопим и под­гоняем. Время величественно опускается над нами и дарит нам великодушно мудрость. Ненадолго, всего-то на один вечер, но как он хорош именно этим!