Кудеяр

Артамонов Вадим Иванович

— Выходит, он родной брат нынешнему государю Ивану Васильевичу?

— Не только родной, но и старший, а потому ему должен принадлежать царский титул.

— В детские годы Ивана Васильевича смуты было немало, но ежели мы объявим, что Кудеяр — родной брат нынешнего государя, она возобновится. Хорошее ли это дело?

— Смуты никто не желает, но должен же когда-нибудь Кудеяр узнать, кто его отец и мать, ибо не по-христиански получается: сын не может помянуть в церкви своих родителей.

— Но ты же, Андриан, крест целовал, что не скажешь Кудеяру, кто он есть. Прежде Тучковы должны освободить тебя от крестного целования.

— О том деле ведали двое: боярин Михаил Васильевич да его сын Василий Михайлович. Первый стал хворым и удалился из Москвы в своё родовое село Дебала Ростовского уезда, а второй в начале этого года скончался, упав с лошади. Кто же теперь снимет с меня крестное целование?

— Не спеши, Андриан, видать, надолго поселились ребята в наших краях, успеешь ещё поведать Кудеяру о родителях. За это время ты, может быть, повидаешься с боярином Тучковым, который снимет с тебя крестное целование.

Между тем показались Выселки — четыре новые избы, стоявшие на опушке леса. Хозяева с хлебом-солью вышли встречать монахов. Около крайней избы стояли Афоня с Ивашкой и Акулинкой, прибежавшей из Веденеева.

— Надо бы под венец голубков, — кивнул в

их сторону Афоня, — дня друг без дружки прожить не могут, да больно молоды ещё.

— Ты с себя пример не бери, — возразил Андриан, — сам-то ведь в зрелые годы на Ульяне женился.

— Так не ошибся же: долго невесту выбирал, зато ни разу в жизни не пожалел о том.

Кудеяр с Катеринкой встретили Андриана как отца родного, повели монахов в свою избу, усадили в красный угол. Глядя на красивых улыбчивых хозяев, Андриан вдруг отчётливо вспомнил, как два десятка лет назад они с Марфушей обживали в Зарайске новую избу. Воспоминания были настолько яркими и волнительными, что слёзы проступили на глазах. Казалось, суровая монастырская жизнь, ежедневные молитвы, смирение духа навсегда развеяли память о былом, всё поросло травой забвения — горькой полынью, а ничто не забыто, как будто вчера это было — пахло свежеструганым деревом; явились на новоселье наместник Данила Иванович с женой Евлампией, привели лошадь да корову. А потом нагрянули славные Гриша с Парашей с сенцом для подаренной живности…

Слева от хозяев сидит Корней с Любашей. Той уж совсем недолго осталось до материнства, стыдливо прикрывает она руками большущий живот. А справа ещё одна пара — юные Ивашка с Акулинкой, сидят, сцепив руки под столом. И, глядя в их ясные, чистые глаза, излучающие добро и ласку, ни у кого не повернётся язык укорить их в нескромности, сказать о необходимости таить любовь от посторонних глаз. Нашли сиротки друг друга Божьим промыслом и полюбили как сестра и брат. А разве такая любовь зазорна? Такой любви Бог радуется. Потому никто не порицает их за сцепленные под столом руки, за нежные взгляды.

После освящения построек и сытного обеда завязалась задушевная беседа.

— Прошлый год на церковном соборе канонизировали муромского князя Петра и жену его Февронию, а поскольку за этим столом сидит немало любящих друг друга, я думаю, что пример новоявленных святых будет для них поучителен, — отец Пахомий с хитроватой усмешкой оглядел молодёжь.

— Расскажи, расскажи нам, отец Пахомий, об их удивительной судьбе, — попросил Олекса, — готовы со всем вниманием выслушать тебя.

— Есть в Русской земле славный город Муром. В стародавние времена правил в нём благоверный князь Павел. А к жене того князя повадился летать змей ради блуда, пред ней являвшийся в своём истинном обличье, а всем остальным — в личине её мужа. Долго продолжалось такое наваждение. Жена сразу же рассказала обо всём своему супругу, тот попросил её проведать у змея, от чего ему смерть должна приключиться. Жена согласилась. И вот однажды, когда змей явился к ней, она обратилась к нему со льстивой речью: «Много всего ты знаешь, а ведаешь ли про смерть свою, какой она будет и от чего?» Змей ответил: «Смерть мне суждена от Петрова плеча и от Агрикова меча». Как только змей улетел, жена тотчас же передала его слова мужу. Князь же задумался над словами змея, их смысл был ему непонятен. А у Павла был родной брат, которого звали Петром. Как-то князь пригласил его к себе и рассказал ему обо всём. Пётр решил, что это он должен избавить жену брата от посягательств со стороны змея, но одно смущало его — он ничего не слышал об Агриковом мече. Любил Пётр ходить по церквам. Однажды он решил помолиться в стоявшей за городом церкви Воздвижения Честного и Животворящего Креста. В церкви к нему подошёл отрок и спросил: «Княже! Хочешь я покажу тебе Агриков меч?» Пётр ответил: «Да увижу, где он?» Отрок же велел ему идти следом за ним и показал князю в алтарной стене меж плитами щель, в которой лежал меч. Благоверный князь Пётр взял его и устремился к брату, чтобы рассказать ему обо всём, а после того стал искать встречи со змеем. Раз явился он в покои к брату своему, а от него сразу же прошёл к снохе своей в другие покои и увидел, что Павел у неё сидит. Он удивился тому и, покинув сноху, сказал повстречавшемуся ему слуге: «Вышел я от брата моего к снохе моей, а брат мой остался в своих покоях, и я, нигде не задерживаясь, быстро прошёл в покои к снохе моей и не понимаю и удивляюсь, каким образом брат мой очутился раньше меня в покоях снохи моей?» Слуга ответил ему: «Господин! Твой брат после твоего ухода покоев не покидал». Пётр понял, что это козни лукавого змея, и когда явился к брату, то сказал ему: «Когда это ты сюда пришёл? Ведь я, когда от тебя из твоих покоев ушёл и, нигде не задерживаясь, явился в покои к жене твоей, то увидел тебя сидящим с нею и сильно удивился, как ты пришёл раньше меня. И вот снова сюда пришёл, нигде не задерживаясь, ты же, не понимаю как, меня опередил и раньше меня здесь оказался». Павел ответил ему: «Никуда я, брат, из покоев этих, после того как ты ушёл, не выходил и у жены своей не был». — «Это, брат, козни лукавого змея, — сказал Пётр, — тобою мне является, чтобы я не решился убить его, думая, что это ты. Сейчас отсюда никуда не выходи, а я буду биться со змеем и с Божьей помощью одолею его». И взяв Агриков меч, отправился он в покои снохи своей, а когда увидел змея в образе брата, ударил его мечом. Тотчас же змей принял своё естественное обличье, затрепетал и умер, но кровью своей поганой обрызгал блаженного князя Петра, отчего тот покрылся струпьями и язвами. И как ни пытался тот с помощью врачей избавиться от ужасной болезни, но ничто не помогло ему. Прослышал Пётр, будто в рязанской земле много лекарей, и повелел везти его туда — из-за тяжёлой болезни он не мог сидеть на коне. Разошлись Петровы люди по разным местам в поисках лекарей. Один из княжеских отроков забрёл в село, называемое Ласково, остановился возле ворот некоего дома, но никого не увидел. Зашёл юноша в дом — никто не встретил его. Тогда заглянул он в горницу и увидел дивное зрелище: за ткацким станком сидела девушка и ткала холст, а перед ней скакал заяц. И промолвила девушка: «Плохо, когда дом без ушей, а горница без очей!» Юноша же ничего не понял и спросил её: «Где хозяин дома?» Она ответила: «Отец и мать мои пошли взаймы плакать, брат же мой отправился в лес сквозь ноги смерти в глаза смотреть». Отрок вновь ничего не уразумел и спросил: «Вошёл я к тебе и увидел, что ты ткёшь, а перед тобой заяц скачет, и услышал из уст твоих какие-то странные речи и не могу понять, что ты говоришь, ни одного твоего слова я не уразумел». Девушка ответила ему: «Что же непонятного в моих словах? Пришёл ты в этот дом, в горницу мою явился, и застал меня неприбранною. Если бы был в нашем доме пёс, он учуял бы тебя и залаял бы: пёс — уши дома. А если бы был в горнице ребёнок, то, увидя тебя, сказал бы мне, — это очи горницы. Отец и мать пошли на похороны и там оплакивают покойника, а когда за ними смерть придёт, то другие по ним будут плакать: это — плач взаймы. Про брата же тебе так сказала потому, что он-древолаз, в лесу по деревьям мёд собирает. И сегодня брат пошёл бортничать. А когда он полезет на дерево, то будет смотреть сквозь ноги на землю, чтобы не сорваться с высоты:

сорвёшься — с жизнью расстанешься. Потому я и сказала, что он пошёл сквозь ноги смерти в глаза смотреть». — «Вижу, девушка, что ты мудра, — говорит юноша, — назови мне имя своё». Она ответила: «Зовут меня Февронией». Отрок рассказал о беде, случившейся с его князем, и спросил, не знает ли она лекаря доброго. Феврония ответила: «Если бы кто-нибудь потребовал твоего князя себе, тот мог бы его вылечить». Юноша вновь не понял: «Что это ты говоришь — кто это может требовать моего князя себе! Если кто вылечит его, того князь богато наградит. Но назови мне имя того врача». Она ответила: «Приведи князя твоего сюда. Если будет он чистосердечным и смиренным в словах своих, то выздоровеет». Отрок поспешил к своему князю и всё рассказал. Пётр повелел везти его к девушке. Когда повозка остановилась возле её дома, князь послал слугу спросить, кто хочет его вылечить, и пообещал богатую награду. Девица без обиняков ответила слуге: «Я хочу его вылечить, но награды от него никакой не требую. Вот к нему слово моё: если я не стану супругой ему, то не подобает мне и лечить его».

— Выходит, девица полюбила князя, не видя его? — перебил рассказчика Олекса.

— Она же ясновидящая, — возразила Катеринка, — а потому давно знала, каков он.

— Князь Пётр, — продолжал Пахомий, — отнёсся к словам Февронии с пренебрежением: разве достойно князю взять в жёны дочь древолаза? Тем не менее он велел молвить: «Пусть лечит как умеет. Если вылечит — возьму её в жёны». Слуги передали Февронии эти слова. Она же, взяв небольшую плошку, зачерпнула ею хлебной закваски, дунула на неё и сказала: «Пусть истопят вашему князю баню, и пусть он помажет этим всё тело своё, где есть струпья и язвы, а один струп пусть оставит непомазанным. И будет здоров!» Слуги принесли князю мазь он тотчас же велел истопить баню, а девушку решил испытать — так ли уж она мудра, как о том говорил его отрок. Князь послал слугу с небольшим пучком льна и наказом: «Эта девица хочет стать супругой моей ради мудрости своей. Если она так мудра, пусть из этого льна сделает мне сорочку, одежду и платок за то время, пока я буду в бане». Феврония ответила слуге: «Влезь на нашу печь и, сняв с грядки поление, принеси сюда». Тот послушался, принёс поленце. Тогда она, отмерив пядью, приказала отрубить от полена кусок и передала его слуге со словами: «Отдай этот обрубок поленца князю и вели ему за то время, пока я очешу пучок льна, смастерить из него ткацкий стан и всю остальную снасть, на чём будет ткаться полотно». Пётр, услышав просьбу Февронии, велел слуге: «Пойди скажи девушке, что невозможно из такой маленькой чурочки за такое малое время смастерить то, что она просит». Когда слуга передал эти слова, Феврония ответила: «А разве можно из одного пучка льна за столь малое время сделать взрослому мужчине сорочку, платье и платок?» Князь пошёл в баню и поступил так, как велела девушка: намазал мазью все язвы и струпья, за исключением одного струпа. Едва вышел он из бани, как тотчас же почувствовал облегчение, а наутро всё тело его оказалось здоровым и чистым, только один струп остался. Пётр подивился столь быстрому исцелению, но всё же не захотел он взять в жёны дочь древолаза, послал ей щедрые дары. Она же те дары не привяла.

— И правильно сделала, — тихо промолвила Любаша, — она же его от неизлечимой болезни спасла, он уж и ходить-то не мог!

— Выздоровевший князь поехал в свою вотчину в город Муром, но, приехав домой, он опять разболелся — от одного-единственного струпа пошли по всему телу новые струпы и язвы.

— Наказал Господь за неправду его, — усмехнулся Олекса, — дал слово жениться — сдержи его!

— Пришлось Петру возвратиться на лечение к девушке. И когда пришёл к её дому, со стыдом послал к ней слуг своих, прося исцеления. Она же, нимало не гневаясь, сказала им: «Коли станет мне супругом, то исцелится». И тогда князь дал твёрдое слово, что возьмёт её в жёны. Феврония назначила ему прежнее лечение, и он, исцелившись, женился на ней. Вдвоём прибыли они в Муром и стали жить блаточестиво, ни в чём не преступая Божьих заповедей. Вскоре Павел скончался, и благоверный Пётр заступил на его место, стал править городом. Однако бояре муромские, по наущению жён своих, невзлюбили Февронию, упрекая её незнатностью рода. Но верно сказано: все равны во Христе, Бог прославил Февронию ради доброго её жития. Однажды стольник пришёл к Петру и стал упрекать его жену за то, что она каждый день, окончив трапезу, не по чину из-за стола выходит: перед тем как встать, собирает в руку крошки, будто голодная.

— И я всегда так поступаю, — проговорила Любаша.

— В крестьянских семьях испокон веков так ведётся, но ведь она княгиней стала, — возразил Олекса.

— Мне тётка Татьяна сказывала, что сметать крошки хлеба на пол грешно. Так что Феврония правильно делала, княжеские слуги всё равно выбросили бы остатки еды.

Пахомий ласково глянул на Любашу.

— Верно сказала, дочь моя, грешно хлеб выбрасывать. Сам Бог научил людей возделывать жито и печь из него хлеб. Хлеб — тело Христово, беречь его надобно. Вот послушайте, что дальше-то было. Князь Пётр решил испытать жену и повелел ей пообедать с ним за одним столом. Когда обед кончился, она по обыкновению своему собрала крошки в руку. Князь взял Февронию за руку и, разжав её, увидел ладан благоуханный и мирру. С того дня он никогда не испытывал свою жену. Меж тем бояре всё больше ненавидели Февронию. Однажды они пришли к Петру и сказали «Княже! Готовы мы всё верно служить тебе и тебя самодержцем иметь, но не хотим, чтобы княгиня Феврония повелевала нашими жёнами. Если хочешь оставаться самодержцем, возьми себе другую княгиню. Феврония же, взяв богатства, сколько пожелает, пусть уходит куда захочет». На это благоверный Пётр кротко ответил: «Поведайте об этом Февронии, послушаем, что она скажет». Бесстыдные бояре, побуждаемые врагом рода человеческого, устроили пир, а когда захмелели, сказали: «Госпожа княгиня Феврония! Весь город и бояре просят у тебя: дай нам того, кого мы у тебя попросим!» Она ответила: «Возьмите, кого просите». Бояре хором промолвили: «Мы, госпожа, все хотим, чтобы князь Пётр властвовал над нами, а жёны наши не хотят, чтобы ты господствовала над ними. Взяв сколько тебе надобно богатства, уходи куда пожелаешь». Тогда она сказала: «Обещала я вам, что, чего вы ни попросите, — получите. А теперь я говорю: обещайте мне дать, кого я попрошу у вас». Бояре обрадовались: «Что ни назовёшь, то беспрекословно получишь». И тут Феврония говорит: «Ничего иного не прошу, только супруга моего князя Петра!» Что делать боярам? Говорят: «Коли сам захочет, ни слова тебе не скажем». Блаженный Пётр по заповедям Божьим жил. Вспомнил он слова Матфея из Благовествования: если кто прогонит жену свою, не обвинённую в прелюбодеянии, а женится на другой, тот сам прелюбодей. Князь Пётр поступил по Евангелию — пренебрёг княжением своим, чтобы заповеди Божьей не нарушить.

— А великий князь Василий Иванович, отец нынешнего государя, расторгнул брак с Соломонией, не обвинённой в прелюбодеянии, и женился на Елене Глинской, — напомнила Катеринка.

— За то и наказал его Господь — вскорости заболел и умер, — ответила Любаша.

— Василий Иванович расторг брак потому, что его жена бесплодной оказалась, а ему наследник был надобен, — попытался оправдать великого князя Олекса.

— Соломония не была неплодной, явившись в суздальский Покровский монастырь, она вскорости родила сына, об этом поныне во всех боярских теремах бают, — возразила Катеринка.