Кудеяр
Шрифт:
Акакий помолчал, собираясь с мыслями, — вопрос был непростой. Десять лет минуло с той поры, как церковный собор сослал Максима Грека в Тверь под его надзор. Многое изменилось с тех пор, низложен митрополит Даниил — главный обличитель осуждённого, потому можно быть откровенным с Макарием.
— Я так мыслю, что Максим Грек пострадал из-за своей неосмотрительности и горячности. В чём его вина? Есть люди, которые склонны излагать всё, о чём они думают, на бумаге. К числу оных относится и Максим Грек. Читал я многие его творения и дивился тому, что и как в них изложено. Польза от этих творений для людей несомненная, потому труды Максима будут чтить многие поколения людей. Максим, однако, упускает из виду, что мысли его могут быть неугодными
— Мысли Максима неугодны сторонникам дела Иосифа Волоцкого…
— Многое из написанного Максимом Греком угодно православной церкви. Что же касается споров между её служителями, то разрешить их может порой только время. За годы, прошедшие после собора, осудившего Максима Грека и Вассиана Патрикеева, острота споров между стяжателями и нестяжателями притупилась, ныне нас заботит иное.
— Согласен с тобой, Акакий, ныне все наши помыслы должны быть направлены на укрепление великокняжеской власти, на одоление боярской смуты.
— Приказал я облегчить участь Максима Грека, снять с него оковы, разрешил писать.
Макарий в душе не одобрял самовольных, без ведома церковного собора послаблений в отношении Максима Грека, но промолчал: не для того явился он в Тверь, чтобы затевать спор с тверским владыкой о судьбе неудачливого писаки, ему хотелось обсудить вопрос о будущем митрополии, но самому начать такой разговор значило бы проявить свою заинтересованность. По тем же самым соображениям и Акакий не заводил об этом речи.
— Новгород от Москвы дальше Твери, потому хотел бы я знать, что нового ныне в Белокаменной?
Акакий усмехнулся, он хорошо знал, что у Макария в Москве немало доброхотов, сообщавших ему обо всём, что там происходит, потому ответил уклончиво:
— Ныне в Москве неспокойно, даже митрополитом быть стало опасно — Иоасафа толпа едва не растерзала, а Ивана Бельского Шуйские сослали на Белоозеро. Много зла чинят они на Руси.
Услышав неодобрение деяниям Шуйских, Макарий решился спросить о главном: как можно поставить на место нынешних первосоветников государя?
— Есть ли на Руси сила, способная одолеть Шуйских?
Акакий пристально глянул в тёмные глаза Макария и, казалось, уловил его тайные мысли.
— Борьба около юного великого князя идёт между Шуйскими и Бельскими. Любой человек, пожелавший участвовать в ней, становится на ту или иную сторону, а это лишь затягивает борьбу за власть, усугубляет наши беды. Между тем есть люди, имеющие ничуть не меньше прав на близость к государю, чем Шуйские и Бельские, — я имею в виду Глинских. Ныне дядья великого князя оказались не у дел и занимают незавидные воеводские посты: Юрий в Муроме, а Михаил — в Туле. Ежели их приблизить к государю, пожаловать боярством, они могли бы потеснить Шуйских.
Макарий и сам не раз думал о том же, но чутьё искушённого в житейских делах человека подсказывало ему, что на этом пути могут быть немалые трудности, одна из которых — жестокосердие Глинских: лют был Михаил Львович, да и племянница его тоже, а ведь яблоко от яблони недалеко падает…
Любезно распрощавшись с тверским епископом, Макарий продолжил путь к Москве.
На Сороки [60] возок новгородского архиепископа миновал большое подмосковное село Чашниково. Пока ехал мимо изб, Макарий слышал слова величальной песни, зазывающей весну на Русь:
60
9 марта.
В пределах
Слушая незатейливую детскую песенку, Макарий думал о приближающейся весне, о раздающихся на быстрине полыньях, об оседающих на тёплом ветру сугробах, о птицах, пробирающихся на Русь. Грачи уж вон пожаловали на старые гнездовья, весело орут на придорожных берёзах, важно расхаживают по намокнувшей дороге. Ныне — вторая встреча весны [61] , обычай древний, языческий, но Макарию приятны звонкие детские голоса, — приближающаяся весна мила всем. Сорок мучеников, поминаемых в этот день, торят путь-дорогу сорока утренним морозам, из которых каждый всё легче да мягче другого. Если все сорок утренников пройдут подряд- быть лету ведренному, для уборки всего полевого сподручному.
61
Первая встреча весны отмечалась по старому календарю 15 февраля.
Мысли Макария неожиданно потекли по иному руслу: скоро ли кончится на Руси подобная лютой зиме боярская смута? Наступит ли спокойствие в Русском государстве? Сможет ли он одолеть строптивых бояр? Впервые за всю дорогу его охватили сомнения в своих силах, в правильности избранного пути. Что ждёт его в Москве? Не уготована ли ему участь Иоасафа?
На мгновение стало холодно, неуютно, захотелось приказать вознице повернуть назад, в Новгород, но в это время возок новгородского владыки выбрался на Тверскую улицу Москвы, сплошь заполненную народом. Сначала Макарий подумал, что люди московские вышли окликать весну, и нахмурился: живучи на Руси языческие обычаи! Оказалось, москвичи устремились встречать новгородского архиепископа. Такой встречи он не ожидал.
На подворье Софийского дома [62] Макарий увидел Василия Михайловича Тучкова, который радостно улыбался ему. При виде князя владыка почувствовал себя увереннее, спокойнее, сомнения оставили его.
«Вот кто полностью понимает мои устремления, кто станет моим другом и соратником в борьбе со строптивым московским боярством! Кто ещё поддержит меня? Шуйские пока терпимо относятся ко мне. Помнится, Андрей Шуйский, посаженный в темницу за участие в заговоре Юрия Дмитровского, обращался ко мне с челобитной, в которой просил печаловаться за него великому князю Ивану Васильевичу и его матери, государыне великой княгине Елене о снятии с него опалы и даче на поруки. Правда, я ничем не помог тогда ему, жестокосердная правительница отринула моё печалование… Надежда на государя слабая — мал он, да и запуган боярами, потому сам нуждается в поддержке, однако помогать ему надобно незаметно, через верных людей, иначе навлечёшь на себя гнев строптивых бояр, которые ревностно наблюдают за всеми, кто пытается заручаться милостью великого князя».
62
Софийский дом — помещение в Москве для новгородских архиепископов.