Кухарки и горничные
Шрифт:
— Новость для меня, что ты начинаешь изъ себя такую нжную разыгрывать, — сказала барыня горничной, наливая мужу кофе.
— Никакой тутъ нтъ новости, коли я такая-же нервная женщина, какъ и вы.
— Прикуси свой языкъ! Какъ ты смешь себя со мной сравнивать! Вотъ еще что выдумала! — огрызнулась на нее барыня. — Дура!
— Зачмъ-же вы ругаетесь, барыня? Я васъ не трогаю и съ учтивостью…
— Еще-бы ты меня трогала! Семенъ Алексичъ, а ты слушаешь и молчишь! — обратилась барыня къ барину.
Баринъ
— Да что-же я могу, душечка? Я ничего не могу… Не груби, Груша! Какъ ты смешь! — отнесся онъ къ горничной.
— Чмъ-же я грублю? Позвольте… Говорить-то все можно.
— Ну, довольно, довольно.
Пауза. Горничная продолжаетъ стирать съ мебели пыль и изъ-за спины барыни длаетъ барину гримасы. Черезъ минуту она говоритъ:
— И опять-же безъ ссоры, а честь честью должна я вамъ, барыня, сказать, что и двери я мыть не стану. Съ васъ я денегъ за мытье не спрошу, а двери будетъ мыть поденщица и подоконники тоже…
— Однако, ты нанималась съ мытьемъ всего этого, — сказала барыня.
— Мало-ли что нанималась! Нанималась, была здоровою, а теперь и нервы, и все этакое…
— Нервы! А въ деревн-то ты съ какими нервами жила? Поди, тамъ…
— Про деревню нечего говорить. Посл деревни я уже отполировалась и не могу черной работой наниматься.
— Нтъ, нтъ, не желаю я этого!
— Позвольте… Да вдь вамъ никакого убытка не будетъ.
Горничная перешла съ перовкой и тряпкой въ гостиную. Супруги остались одни.
— Какова? — обратилась барыня къ барину.
Баринъ опять съежился.
— Конечно, оно, съ одной стороны, какъ будто и того… — сказалъ онъ. — Но если взять съ другой стороны, то вдь и изъ простого класса бываютъ больныя женщины.
— Понесли чушь!
Барыня махнула рукой. Баринъ продолжалъ:
— Отчего-же непремнно чушь? Я сужу на основаніи данныхъ… Въ деревн, среди простыхъ женщинъ даже еще боле есть нервныхъ…
— Ври, ври! Какъ теб не стыдно!
— Вовсе не вру. Вс эти кликушества, такъ называемыя порчи, разв это не нервные припадки? И наконецъ, если судить по человчеству…
— Стало-быть, вы хотите, чтобы мы платили за нее поломойк?
— Зачмъ-же мы, если она сама вызывается? Но говоря, положа руку на сердце и принимая во вниманіе ея болзнь…
— Болзнь! Ты посмотри на нее хорошенько. Мурло лопнуть хочетъ.
— Охъ, полнота ничего не доказываетъ. Ты посмотри на меня… Вотъ я, напримръ, полный человкъ, а разв я здоровъ?
— По пяти рюмокъ водки за обдомъ пьешь и шь за троихъ, такъ, разумется, здоровъ какъ быкъ.
— Зачмъ-же такія слова? Да наконецъ, и быки больные бываютъ.
— Такъ вы хотите, чтобы Аграфену отъ поломойства освободить?.. Прекрасно. Потакайте. Тогда она намъ на шею влзетъ и подетъ.
Вошла
— Предупреждаю васъ барыня, что я теперь, при моей болзненности, даже и маленькую стирку стирать не стану, а буду нанимать поденщицу.
— Что? Что такое? Стирку стирать не станешь? — воскликнула барыня.
— Еще-бы вы въ маленькую стирку начали валить салфетки и скатерти! Не могу. Какъ хотите, а не могу… Буду здорова — другое дло.
— Нтъ, ужъ этого я не позволю! Поденщица все блье разворуетъ.
— Какъ-же она разворуетъ, если я буду смотрть. Вы съ меня спрашивайте. Я буду въ отвт. А за поденщицу я буду платить, а не вы…
— Нельзя этого допустить, все равно нельзя. Иначе для чего-же ты-то будешь въ дом? Для украшенія, что-ли?
— Ну, тогда мн нужно въ больницу ложиться или на квартир отдохнуть. Пожалуйте разсчетъ и паспортъ.
Объявивъ это, горничная вышла опять въ гостиную.
— Вотъ къ чему это все и клонилось. Накопила у насъ денегъ и хочетъ въ углу пожить, — проговорила барыня. — Надо нанимать новую горничную.
Баринъ опять съежился.
— Мое дло сторона. Ты хозяйка. Но, по-моему, ее надо оставить. Болзнь… Болзнь всегда уважается. А мы изъ-за ея болзни не потерпимъ даже и никакого убытка.
— Поблажка, поблажка — вотъ чего я не люблю, — стала сдаваться барыня.
Горничная проносила ведро грязной воды изъ умывальника, направляясь въ кухню.
— Такъ вотъ и потрудитесь мн дать отвтъ: согласны вы или не согласны, — сказала она барын и барину.
— Хорошо, хорошо. Пусть будетъ по-твоему. Плати поденщиц. Но чтобъ это было только на время твоей болзни.
— Мерси васъ.
Барыня ушла изъ столовой. Черезъ минуту горничная возвращалась изъ кухни съ пустымъ ведромъ. Баринъ былъ одинъ. Она фамильярно тронула его рукой по плечу, улыбнулась и произнесла:
— Давайте скорй денегъ, чтобы поломойк отдать. За сегодняшній полъ три гривенника, да за вчерашнюю маленькую стирку шесть гривенъ. А для ровнаго счета давайте ужъ три рубля.
— Шельма! — проговорилъ ей баринъ, подмигнулъ и вынулъ изъ кошелька три рубля.
VII
Пожилая барыня въ линючей ситцевой блуз и съ крысинымъ хвостикомъ вмсто косы на затылк бгала по комнатамъ, фыркала и горячилась.
— Нтъ, это просто изъ рукъ вонъ! — говорила она. — Нигд, нигд пыль не стерта.
— То-есть какъ: нигд? Везд стирала, но вдь пыль ужъ такая вещь, что вотъ ты ее сотрешь, а она опять насядетъ, — отвчала молоденькая, кокетливая горничная съ косымъ проборомъ въ волосахъ, быстроглазая и въ ловко сшитомъ шерстяномъ плать, поверхъ котораго спереди былъ пришпиленъ блый передникъ.