Кухтик, или История одной аномалии

Заворотный Валерий

А ночью огромный бронзовый человек повернет голову в сторону темного Кухтикиного окна, укоризненно посмотрит на него, съежившегося в кровати, и тихо прошелестит бронзовыми губами: "Ст-д-н, К-х-т-к, ст-д-н!"

Но все проходит в жизни. Даже самые страшные вещи проходят, не оставляя следа. Важно ждать и надеяться. Важно верить, что в один прекрасный день распахнется маленькая заветная дверь и солнечный луч вырвется наружу, предвещая новую, справедливую жизнь.

И такой день наступил. Волшебная дверь открылась перед Кухтиком, приглашая его в

комнату, где совершались чудеса превращения.

В комнате за большим, покрытым красным сукном столом сидел Чудотворец.

"Старший Вожатый" - гласила табличка на двери.

"Старший Вожатый" - было написано белыми буквами на красной повязке, обхватившей рукав сидящего за столом чудотворца.

"Старший Вожатый" - сообщили друг другу серые клеточки в голове Кухтика. После чего замерли.

– Ну, дык чо делать будем?
– спросил Чудотворец, не размыкая губ.

Кухтик стоял, опустив глаза.

– Статистику ты нам портишь, Кухтик, - пролетело над ним, отскочило от стены и снова вернулось, повторившись эхом в его горящих ушах.
– Однако ж дело и поправить можно, - неожиданно мягко и оттого ещё более страшно произнес тот же голос.

Чудотворец вдруг приподнялся над красным сукном, на секунду завис в воздухе и оказался совсем рядом с теряющим сознание Кухтиком.

– Дык кто стекло-то разбил вчерась? Знаешь?

– М-м-м-м, - пролепетали непослушные губы.

Узкие концы красного треугольного лоскутка, повязанного на шее вершителя судеб, коснулись Кухтикиного лица.

– Надо сказать, Кухтик. Надо. Нечего мычать, дорогой...

Надо было говорить. Надо было говорить все, чтобы не потерять последний шанс, предоставленный ему за волшебной дверью.

Он скажет. Он все сейчас скажет. Вот только выскочит из горла мягкий ком, мешающий дышать.

– Да ты носом, носом дыши, - послышалось откуда-то сверху.
– Мы счас знаешь что? Мы давай-ка с тобой полетаем.

Его подхватили под руку, и он, обмякнув, почувствовал, как ноги отрываются от пола. Длинный стол с красным сукном оказался внизу, накренился, поплыл в сторону. Солнечные лучи заискрились, все тело сделалось ватным и невесомым. Синие стены двинулись хороводом по кругу. Добрая сильная рука сжимала его локоть. Перекрывший горло ком наконец растворился.

Кухтик заговорил.

– Вот и славно, Кухтик. Вот и славно...

Стены прекратили свой хоровод. Твердый, надежный пол вновь оказался на месте. И тут же за спиной раздался негромкий стук. Скрипнула дверь.

– Ах, ты не один, - прозвучал сзади голос, похожий на звон колокольчика, и сладкий запах ворвался в комнату вместе с ним.

Вершитель судеб, уже сидевший за красным столом, резко вскочил, расплылся в улыбке и махнул рукой в сторону двери.

– Заходь, заходь!
– быстро проговорил он и ещё раз махнул рукой, теперь уже - Кухтику.
– Выйди-к на минутку, дружок. А мы тут покамест твое дело решим... Ты не боись. Коли сознательность проявил, считай - дело решенное. А пока погуляй в коридоре. Слышь?

Ватные

ноги вынесли Кухтика в коридор. За дверью остался пронизанный лучами мир, ещё раз на прощание обдавший его тонким, волшебным запахом. Он прислонился к стене и закрыл глаза.

Так он простоял вечность. Время остановилось. Огромный сплюснутый шар замер в пространстве.

– Входи, давай, - донеслось наконец из-за двери, и кошмар ожидания кончился.

За столом рядом с Чудотворцем сидела Белоснежка. Семь гномов затаились под красной скатертью и подглядывали за Кухтиком в маленькие дырочки. Скатерть была смята и сдвинута в сторону. Щеки Белоснежки пылали. Он увидел в руках её заветный красный матерчатый треугольник. Сама она, словно не замечая Кухтика, смотрела в сторону вершителя судеб и загадочно улыбалась ему.

– Значит, так...
– Голос Чудотворца был суров, но уже не страшен. Забирай, значит, это дело, и впредь чтоб, значит, никаких там... Понял?

Он взял из рук Белоснежки Кухтикину судьбу и вложил её в дрожащую ладонь Кухтика. Его помощница не шелохнулась.

– Давай, давай!
– сказал хозяин волшебной комнаты, перегнувшись через стол и мягко подтолкнув его в сторону двери.
– У нас дела тут еще... Ступай!

Кухтик сделал шаг от стола, повернулся и поплыл к дверям.

Неподвижно висевший в холодной вечности шар дрогнул и вновь закружился.

Еще две тысячи километров пролетел Кухтик на своей кровати.

Еще два года жизни промелькнули и растворились в мягкой подушке...

Кухтик бежал по широкой площади мимо бронзового памятника и, задыхаясь, волок тяжелую ржавую трубу. За ним гнались враги.

– Отдай железо!
– доносилось из-за спины.
– Отдай, гад! Наш лом! Все будет сказано!

Добыча - его, Кухтикина, добыча - тяжело скакала по выбоинам, грохоча и поднимая сзади столб пыли. Враги были уже совсем близко. Он зажмурился, рванулся вперед, подвернул ногу и, теряя равновесие, выпустил ржавую трубу из рук.

Погоня закончилась. Он лежал на пыльном асфальте, размазывал по лицу слезы и смотрел, как прыгает вокруг алчная кучка врагов.

– Фиг тебе! Фиг тебе!
– кричали ему в лицо похитители.

Они строили рожи и потешались над ним. Они схватили прекрасную длинную трубу, которую он всего час назад, надрываясь, вытащил из страшного темного подвала. Они схватили и поволокли прочь его единственную надежду оправдаться, встать вровень с другими и увидеть свое имя на большой Красной Доске.

Он неудачник. Он не сдаст металлолом и не оправдает доверия. Он останется изгоем до конца своих дней...

Еще две тысячи километров и ещё два года... И надо сидеть за столом в углу маленькой комнаты, надо выучить и запомнить стихи про того, кто стоит на полированном камне, повернувшись затылком к белому от мороза стеклу.

А под столом стоит много бутылок, и можно осторожно толкать их ногой, и они будут тихонько звенеть.

А с кухни пахнет жареной рыбой. И голос соседки - Надькиной матери ругает Надьку и Надькиного отца.