Шрифт:
Валерий Заворотный
Кухтик, или История одной аномалии
Несколько слов об авторе:
Валерий Заворотный (1944 г.) много лет работал в области программирования.
Занимался публицистикой, писал сценарии для научно-популярного кино.
С 1994 по 2002 год - заместитель главного редактора журнала "Звезда".
Несколько слов о книге:
"Роман-сказка для детей старшего и пожилого возраста", - как шутливо обозначил жанр своей книги автор, - представляет собой замысловатый сплав романа-памфлета о России последних десятилетий и повествование о жизни "маленького человека" в водовороте тех лет.
Иллюстрации в архиве:
"...После короткого перерыва на трибуну вышел один из Местных Партийных Начальников с пачкой бумаг в руке. Разложив их на трибуне, он начал ответную речь.
– С огромным вниманием прослушав исторический доклад, мы все как один глубоко осознали необходимость перековки и...
– Начальник посмотрел в бумажку.
– И голосиловки... Мы целиком разделяем и полностью поддерживаем новый курс на осознание, ускорение, проникание и углубление... Все, к чему призывает нас партия, под руководством которой мы руководим, руководствуясь её мудрым руководством, будет безусловно выполнено в условиях усложнения условий, обусловивших условия их выполнения..."
Часть первая
СНЫ
I
начале было слово. Но слово это Кухтик проспал.
Проспал он и следующее за ним, и множество других слов.
Время от времени сквозь сон всплывал он куда-то наверх, туда, где невнятно булькали, словно плескались в мутной воде, какие-то звуки. Там, наверху, он тяжко вздыхал, сопел, шмыгал носом и снова опускался в уютную темноту.
Слова были похожи на рыб. Некоторые из них (толстые и ленивые, все больше на "о" и на "а") медленно проплывали перед Кухтиком, тихо шевелили хвостами-суффиксами и исчезали во тьме. Другие - помельче и покороче шарахались плоскими стаями, налетали друг на друга, сливались в размытые серебристые пятна, и от пятен этих отлетали чешуйками гласные и согласные.
Кухтик силился разобрать слова, но не мог. Подплыло одно, совсем было различимое, но тут же как-то хитро вывернулось, проблеснуло боком, прозвучало задом наперед и исчезло. Раздосадованный, рванулся он следом, заелозил ногами, чуть не свалился с кровати и приоткрыл глаза.
Мир был расплывчатым и подозрительно тусклым. Ничего хорошего такой мир предвещать не мог.
Два серых, покрытых бороздками полушария в голове Кухтика нехотя просыпались. Собственно, проснулась пока только часть Кухтикиного мозга, где крохотные, похожие на паучков клетки стали быстро сообщать друг другу нечто чрезвычайно важное и требовать: "Оцени обстановку". Но другая часть мозга ещё спала и категорически не желала ничего оценивать. Борьба велась с переменным успехом.
"Дай покою", - лениво приказал Кухтик бодрствующей половине мозга, и подозрительный тусклый мир снова растворился во тьме. Досаждавшие было звуки смолкли. Наступила тишина. Тощее Кухтикино тело, укрытое мятым одеялом, пребывало в полном покое и неподвижности.
Неподвижность эта, впрочем, была относительной.
Кровать, на которой распластался Кухтик, стояла в углу квадратной комнаты. Сама комната была частью кирпичного дома, расположенного в центре небольшого
Радиус шара равнялся 6371,03 километра.
И кровать Кухтика, и дом, и город - все это не только вращалось вместе с шаром, но умудрялось к тому же кружиться вместе с ним вокруг яркой желтой звезды со скоростью 29,77 километра в секунду. Сама звезда стремительно летела среди других больших и малых звезд, направляясь к некоему их скоплению, которое называлось "созвездие Лиры". Но долететь туда желтой звезде было не суждено, ибо и созвездие это тоже мчалось неудержимо и стремительно, хотя не совсем понятно куда.
На планете, где спал Кухтик, все это называлось состоянием абсолютного покоя.
За два часа до описываемых событий Кухтик лежал, повернувшись к созвездию Лиры правым боком. Час спустя, заворочавшись во сне, всхлипнув и пролетев ещё 1326 километров, он повернул к созвездию обтянутый одеялом зад. Сделал это Кухтик без всякого злого умысла. Впрочем, и без доброго тоже, ибо не имел о своих немыслимых перемещениях ни малейшего представления.
Кухтик спал, и никакие слова более не тревожили его.
Происхождение слов, час назад чуть не разбудивших Кухтика, было таково. Возникали они за стеной Кухтикиной комнаты, где сидел на стуле толстый, абсолютно не знакомый Кухтику человек и держал в руках маленький черный ящик, из которого торчал тонкий блестящий прутик. Прутик напоминал удочку, отчего человека можно было принять за рыболова. В каком-то смысле это соответствовало действительности. Человек с ящиком в руках вылавливал из окружающего пространства слова, которые в неисчислимом количестве носились вокруг, совершенно свободно проникая сквозь стены дома, сквозь Кухтика и сквозь самого толстого человека, не причиняя им при этом никакого вреда. Во всяком случае, так считалось.
Пойманные на блестящую удочку слова, оказываясь в черном ящике, превращались в звуки, вылетали оттуда и заставляли Кухтика вздрагивать во сне. Принадлежали эти слова другому, тоже абсолютно не знакомому Кухтику человеку. Тот произносил их, сидя перед большим столом за несколько тысяч километров от Кухтикиной кровати.
Честное слово, так оно все и было.
Человек за столом добросовестно старался что-то объяснить Кухтику, но старания его были напрасны, ибо говорил он на языке, которого Кухтик не понимал. Дело в том, что разные группы людей, живущих на поверхности шара, говорили на разных языках, хотя не все из них об этом догадывались. Некоторые вообще никогда не видели ящиков с прутиками и никогда не встречались с людьми, говорящими на другом языке.
Людей на шаре было очень много, и все вместе они назывались человечество.
Мужчина, чей голос доносился до Кухтика, занимался очень распространенным делом. Он объяснял, что должна и чего не должна делать одна часть человечества с точки зрения другой части.
В очень давние времена, когда люди ещё не научились строить большие корабли и вылавливать удочками слова из пространства, они почти ничего не знали о шаре, на котором живут. Они полагали, что живут на поверхности огромного плоского блина. Основная часть воды, по их представлениям, была разлита по кромке, а посередине находилась суша. При этом каждая группа людей, говорящих на одном языке, полагала, что именно она живет в самом центре блина, и очень гордилась этим.