Кукла в чужих руках
Шрифт:
Софья печально покачала головой.
— Нет перемен, нет раскаяния, нет искупления, — повторила она и зарыдала. Совсем как ветер в печи, который так пугал меня ночами.
Я отшатнулась, и вдруг сквозь тягучую атмосферу проступили знакомые очертания предметов. Две реальности наложились друг на друга, как одна картинка просвечивает через другую на полупрозрачном листе кальки. Воздух еще больше сгустился, но сквозь этот туман я увидела, как входная дверь открылась и в квартиру вошел Кирюха. Его силуэт был размыт, будто акварельный рисунок. Я бросилась к нему, но Софья
— Чего ты хочешь?!
— Моя мать в нужде! Отдай ей серьги!
— Твоя мать мертва! Как и ты сама!
Софья вновь взвыла.
— Я лгала, я крала! Здесь нет искупления! Расплатись за меня, или я заберу твою жизнь!
И ледяные тиски разжались. Марево задрожало, как горячий воздух над асфальтом в жаркий июльский полдень, и наступила темнота.
Глава 28. Его единственная причина
Когда я очнулась, ни одна часть тела не слушалась, и я лежала словно под прессом. Но, даже не открывая глаз, сразу осознала, что нахожусь в реальном мире: воздух был самый обычный, а не вязкий, как сметана, и в тишине очень явственно раздавался ритмичный стук, не приглушенный потусторонним туманом.
Сквозь ресницы я увидела перед собой Кирюху. Сама я была заботливо укрыта красно-синим пледом, а Кирюха сидел на стуле, упершись локтями в колени. Он нервно отстукивал пяткой по полу, отчего руки его дрожали, и по кухне разносился четкий ритм.
— Сонька! — увидев, что я очнулась, Кирюха живо подался ко мне. — Как себя чувствуешь?!
— Нормально вроде. А ты чего психуешь? — я вяло улыбнулась.
— Я-то? Да фигня! Подумаешь, полная ванна кровищи! И ты в ней… дохлая, между прочим!
Он вскочил, схватил со стола коробок. Прикурить у него получилось не с первого раза. И не со второго. Мне стало стыдно — так подставить друга! С его-то талантом валиться без сознания даже при виде тоненькой струйки крови!
— Прости, Кир.
Откинув плед, я с трудом опустила ноги на пол и села. Левое запястье оказалось туго перебинтовано, а я опять одета в Кирюхину клетчатую рубашку и треники.
— Ты что, скорую вызывал? — я растерянно поискала глазами следы врачей: использованный шприц, таблетки или бумаги какие-нибудь.
— Ага, конечно! — Кирюха уселся на низкий подоконник. — Ты совсем? — он покрутил пальцем у виска. — Если бы я их вызвал, тебя бы в дурку забрали! Понимаешь? Всех неудавшихся суицидников на учет ставят. А это ставит на них крест.
— А если бы у тебя не получилось меня откачать, и я того… откинулась?
— А разве ты не этого добивалась?
Кирюха вдруг отшвырнул сигарету в раковину, в два шага подлетел ко мне и брякнулся на колени.
— Сонька, ну как ты могла?! — Вся его напускная злость и ехидство слетели как шелуха. — Ведь ты ни о ком не подумала!
Я пожала плечами, зажмурилась и снова открыла глаза. От слабости кружилась голова и в ушах звенело.
— Я подумала, Кир. О тебе подумала. — Я положила
— Справился. — Он потянул мою руку с головы и уткнулся лицом мне в ладонь. Сразу стало щекотно и горячо, а он сдавленно пробормотал: — Я, когда тебя в окровавленной ванне увидел, понял, что у меня никого на свете дороже нет! Я так испугался! Не за себя, Сонь, и не крови… Сам не понимаю, как тебя вытащил, как бинтовал. Одна мысль только и была: чтоб ты выжила.
Он вскинул голову, его золотисто-ореховые глаза были полны боли, и моя собственная накатила непрошеной волной. Кирюха с силой сжал мою ладонь:
— Почему ты так?!
— Потому что я никому не нужна!
— Блин, Сонька! Как ты можешь такое говорить, когда я тут… перед тобой… неужели ты ничего не понимаешь?!
— Кир, я ему не нужна.
Слезы поползли по щекам, и я утирала их слишком длинными для меня рукавами рубашки.
— Я его убью, — тихо, но четко произнес Кирюха.
Я шмыгнула носом и перестала заливаться слезами. А он молча стоял передо мной на коленях, опустив голову. И будто разглядывал что-то на полу. Но плотно сжатые губы, нервно ходящий под смуглой кожей желвак и частое дыхание выдавали серьезность его слов.
— Нет, нет, Кир! — Я обхватила ладонями его лицо. — Не надо! Я не могу потерять еще и тебя!
Кирюха поднял голову и подался ко мне. Он не проронил ни звука, но в его молчании звучал призыв, ожидание и жажда. И я отпустила его.
— Прости, Кир.
С тяжелым вздохом он отстранился, но все так же жадно вглядывался мне в лицо. А потом сбивчиво заговорил:
— Сонька, я никогда не думал… я так привык, что мы всегда вместе. И когда появился этот твой, я решил, что нас все равно ничто не оттолкнет друг от друга. А когда ты с ним… когда все стало слишком серьезно, я подумал, что не вынесу такого. Но это твой выбор, и я должен смириться. Но теперь! Когда ты чуть не умерла… Обещай, что никогда так больше не поступишь? Делай, что хочешь, страдай, по кому хочешь! Только не делай больше так! Не уходи. Если тебя не будет в этой квартире, в этом мире, в этой вселенной, то и мне тоже, — он судорожно сглотнул, — незачем тут оставаться! Ты — единственная причина, почему я есть!
И тут до меня дошло! Накрыло со всей дури, со всего маху! Его покорность, опека, страдания под дверью — это означало лишь одно! Истинная дружба? Как бы не так! Братские отношения? Ничего подобного! Я поняла, что такое любовь, только испытав это чувство к другому! Кирюха терзался им все это время, живя бок о бок со мной! А я вела себя как слепая курица и эгоистка!
— Прости, — снова пролепетала я.
А что еще я могла сказать ему в ответ?! Ведь мое сердце полностью занимал Миша! И даже литры потерянной крови не смогли вымыть его оттуда. Такое происходит не на физическом уровне. Чтобы выбросить из своего сердца того, кто тебя предал, нужно три вещи: время, терпение и немного гордости.