Кукловод
Шрифт:
— Давайте так, — говорю я. — Мы действительно не имеем права вмешиваться, так сказать, физически. Но мы ведь можем помочь вам советом и действовать сообща, чтобы не допустить войны, так? Если ваши вассалы поднимут мятеж, мы тоже сможем оказать поддержку.
Произнося эти слова, я обращаюсь больше к дедушке, чем к Даниилу. Дать совет новой княгине он мне не помешает, а вот всё остальное зависит от него.
Вполне возможно, что князь Грозин предпочтёт бросить Череповых на произвол судьбы. Какая ему разница, если в клане поднимут
Но я не могу допустить подобного. Я наполовину Черепов, я обещал умирающему князю, что сделаю всё возможное, чтобы спасти его род. И я сделаю это.
К тому же я убеждён, что уничтожение Череповых — часть плана Кукловода. Нельзя позволить ему добиться цели, ведь это каким-то образом может сделать его сильнее и нанести сокрушительный удар уже по нам, Грозиным.
— Что вы предлагаете? — обречённым тоном спрашивает Даниил.
— Одну минуту, — я отключаю микрофон и смотрю в глаза князю. — Ваше сиятельство, послушайте. Мы не можем допустить, чтобы род Череповых пал…
Я пересказываю ему все мысли, которые только что возникли у меня в голове. Григорий Михайлович, внимательно выслушав меня, ничего не отвечает, и тогда я применяю последний аргумент:
— Послушайте, ваше сиятельство. Я знаю, вы думаете, будто это Череповы убили вашу жену. Но я верю, что это неправда. Если вы дадите мне возможность, я докажу.
— Как? — едва приоткрыв губы, роняет князь.
— Пока не знаю, но я найду способ. Мы не должны позволить кукловоду исполнить свой план. Я уверен, что он состоит именно в этом — даже если не начнётся война между двумя кланами, то начнётся мятеж в одном из них. В любом случае он выиграет и станет сильнее. Если мы не допустим этого, то получим союзников в борьбе против него. Мы можем закончить вековую вражду, Грозины прославятся как миротворцы!
— Учитывая твоё происхождение и ещё кое-что, — князь бросает взгляд на живот Анны, — у нас и правда есть для этого все шансы. Хорошо. Мы им поможем.
— Спасибо, ваше сиятельство. Насчёт того покушения тридцать лет назад — я и правда намерен доказать, что вины Череповых здесь нет. Я уверен, что это тоже организовал кукловод, — говорю я и, не дожидаясь ответа дедушки, снова включаю микрофон. — Даниил, вы здесь?
— Да, — отвечает он.
— Вы можете позвать Галину Альбертовну? Вам лучше обоим это услышать.
— Конечно, сейчас…
— Только убедитесь, что рядом нет лишних ушей. Лучше всего выйдите на улицу, в поместье может стоять прослушка, — добавляет Григорий Михайлович. — Гвардейцам и остальным не стоит знать, что вам помогают Грозины.
— Хорошо, тогда я вам перезвоню, — соглашается Даниил и кладёт трубку.
Князь откидывается на кресле и устало протирает лицо ладонями.
— Я правлю родом и кланом почти всю сознательную жизнь. Но ещё ни разу не оказывался в такой сложной ситуации, —
— Прости меня, папа, — тихо говорит Анна. — Это всё моя вина. Мне надо было уехать из России и растить Александра где-нибудь подальше отсюда. Тогда бы нам всем жилось спокойнее.
— Не будь так наивна, дочка. Рано или поздно кто-нибудь узнал бы о его происхождении, и ваша спокойная жизнь в одночасье рухнула бы. И вообще — не надо предаваться пустым мечтам. Надо работать с тем, что есть здесь и сейчас.
Я мысленно соглашаюсь с князем, но мама лишь качает головой и спрашивает:
— Я могу уйти? Я плохо себя чувствую, а вы здесь обсуждаете дела, в которых я всё равно мало что понимаю.
— Конечно, иди. Поговорим позже, — отвечает Григорий Михайлович и встаёт одновременно с Анной.
Она вопросительно смотрит на него, а князь обнимает её и целует в щёку.
— Не переживай. Я никому не дам тебя в обиду. То, как я был вынужден поступить с тобой, когда родился Саша… Мне стыдно за это. Прости.
Анна ничего не отвечает, только обнимает отца в ответ. Выпустив её из объятий, он кивает на дверь. И мама, взглянув на меня, выходит из комнаты. Глядя ей вслед, дедушка говорит:
— Я не знаю, что ты думаешь обо мне, Александр. Возможно, ты считаешь, что я расчётливый ублюдок, который вернул тебя в семью лишь тогда, когда ты стал приносить пользу.
— Я так не думаю, — откликаюсь я.
— Дай мне закончить. Я признал тебя и дал фамилию, чтобы защитить. Но чтобы сохранить репутацию рода, был вынужден сделать вас изгоями. Однако я всегда помогал твоей матери и старался оградить от любых неприятностей. Я всегда любил её… не так, как сыновей. Иначе. Если у тебя будут дети, особенно разных полов, ты меня поймёшь.
— Я и так всё понимаю, ваше сиятельство. Главе рода иногда приходится принимать сложные решения.
— Вот именно. Тебе, как никому другому, стоит усвоить этот урок, и не повторять моих ошибок, — князь сурово смотрит на меня. — Плевать, кто что скажет. Благо семьи прежде всего. Я должен был оставить вас в своём доме, но тогда я поставил деловую и клановую репутацию выше семейного счастья. Это тоже было непростое решение, и оно оказалось неверным.
— Как знать. Если бы я рос здесь, то вырос бы совсем другим человеком, — пожимаю плечами я.
И тогда, скорее всего, это был бы другой Александр. Потому что он вряд ли повёлся бы на приманку о том, что его отец жив, и уж точно не поехал бы на встречу один на велосипеде. Да и вообще, Белозерская ни за что бы не решилась покуситься на жизнь «официального» внука князя Грозина.
— Да, ты прав. Что толку думать о прошлом? Я сам только что говорил Ане об этом, — Григорий Михайлович мотает головой и усмехается, а затем достаёт из кармана телефон. — Я должен позвонить Виталику. Надо узнать, как у них с Юрой дела, и предостеречь от рискованных действий.