Кукловоды и марионетки. Воспоминания помощника председателя КГБ Крючкова
Шрифт:
Под сущностью диверсии следует понимать совокупность признаков, характерных черт и отличительных особенностей, присущих диверсии как военно-политической и правовой категории и составляющих ее внутреннее содержание. Можно выделить следующие отличительные признаки диверсионной деятельности как преступного деяния.
Во-первых, главной отличительной чертой диверсионной деятельности является то, что она направлена на подрыв основ конституционного строя и государственной безопасности. При этом умыслом диверсанта охватывается причинение вреда экономическим интересам и обороноспособности государства.
Во-вторых, диверсионную деятельность отличает скрытый, неочевидный характер исполнения.
И в-третьих, еще одной важной отличительной особенностью диверсионной
Спрашивается, был ли здравый смысл в проведении многочисленных и трудоемких оперативно-розыскных мероприятий по фактически не существующему в УК РСФСР составу преступления и без какой-либо реальной перспективы судебного преследования виновных в его совершении? На корзинку для бумаг поработать, силы и время оперативного состава и агентурного аппарата зря израсходовать на то, чтобы чьи-то многочисленные придумки и фантастические гипотезы до кучки коллекционировать? Ведь уголовное дело, это уж как водится, органы прокуратуры тут же возбудили по факту аварии (или катастрофы, не суть важно), но при этом по совершенно другой статье УК. И кому, спрашивается, это уголовное дело теперь должно стать подведомственным в силу фактического раздела на три части действующего Уголовного кодекса РСФСР? Прокуратуре, МВД или КГБ СССР?
Кроме того, нельзя было скидывать со счетов то объективное обстоятельство, что перестроечные СМИ настолько «затерроризировали» наших затюканных правоведов своими надуманными угрозами всевозможных обвинений возврата к ежовщине и бериевщине, что те с перепугу стали усиленно на холодную воду дуть, любого вороньего куста бояться.
Ну, а если уж говорить без экивоков, «по рабоче-крестьянски» – очень шибко и сноровисто начали шкуру свою историческую спасать. Пусть, дескать, наследники НКВД в одиночку за все реальные и выдуманные грехи эпохи репрессий отдуваются, а мы пока посидим на завалинке, в тенёчке, посмотрим, понаблюдаем, партия прикажет – отреагируем…
Эта ремарка относится главным образом к трусливому поведению тех, кто по долгу своей службы был призван прежде всех других защищать Конституцию СССР и осуществлять контроль за соблюдением законности в стране, – руководителей органов советской прокуратуры. Да они просто были обязаны первыми, не дожидаясь ничьей команды – ни сверху, ни сбоку, ни сзади, – тотчас же забить во все данные им действующим законодательством колокола, тотчас же после того, как была фактически растоптана воля миллионов людей, выступивших на референдуме за сохранение Союза ССР. Они должны были немедленно возбудить уголовные дела по всем фактам посягательств руководителей любого ранга на существующий конституционный строй, вне зависимости от их фамилий, должностей и званий!
И уж, во всяком случае, не дожидаться при этом вопиющего факта формирования совершенно неконституционного органа – Государственного Совета СССР, чтобы хоть как-то в правовой плоскости намекнуть, что ли, как это сделал в ноябре 1991 года В. И. Илюхин уже после своего отстранения от должности, на целесообразность и необходимость уголовного преследования М. С. Горбачева за предпринятые им действия по созданию абсолютно нежизнеспособного, искусственного механизма в целях скорейшего признания независимости прибалтийских государств. Не было, точнее – не стало более Прокуратуры СССР после 23 августа 1991 года, хотя в этот день ко мне в кабинет на Лубянке вместе с российским прокурором В. Степанковым и тележурналистом Медведевым явились для производства обыска также и представители союзной прокуратуры…
Мне как-то довелось поприсутствовать в 1990 или 1991 году то ли на всесоюзном совещании руководящих работников прокуратуры, то ли на расширенной Коллегии Прокуратуры СССР в здании на Пушкинской ул. (теперь Большая Дмитровка) – приехал туда для срочного доклада В. А. Крючкову неотложных документов. Сидел в задних рядах президиума этого собрания, глядел на заполненный прокурорским генералитетом зал,
Когда в период перестройки по органам безопасности был открыт массированный огонь из всех видов информационного оружия под предлогом осуждения репрессий 30-х гг., я в числе других руководящих сотрудников на одном из оперативных совещаний предложил руководству КГБ СССР: хватит отмалчиваться, давайте расскажем обществу не выгодную кому-то в Кремле или на Старой площади полуправду, а выложим народу полностью всю правду о деятельности «Особого Совещания» и пресловутых «троек» с публикацией имеющихся в наших архивах многочисленных документальных материалов. Благо хрущевские последыши не успели все компрометирующие его самого и других скрытых троцкистов документы в ведомственных архивах подчистить…
И напомним заодно нынешнему поколению граждан страны, что в состав этих органов (промежду прочим, вполне легитимных, созданных по решению высших органов законодательной власти страны), помимо руководителя НКВД, входил также прокурор соответствующего ранга, призванный олицетворять торжество «социалистической законности» при вынесении внесудебных решений.
А саму эту знаменитую и даже в чем-то популярную в современном антитеррористическом общественном сознании «группу из трех комиссаров в пыльных шлемах» возглавлял отнюдь не чекист, а первый секретарь областного или республиканского комитета партии – и именно за ним было последнее слово, последняя точка в приговоре.
Почему же всю негативную оценку результатов деятельности органов прокуратуры в период репрессий мы должны сводить лишь к критике «одиозной» личности – А. Я. Вышинского, которого, к слову будет сказано, в кругу профессионалов дипломатической службы до сих пор почитают как фигуру, равновеликую В. М. Молотову? И который, помимо всего прочего, возглавлял в определенный период и советскую внешнюю разведку, совмещая пост министра иностранных дел с постом руководителя Комитета по делам информации (КИ) при МИД СССР, т. е. разведки. Да не просто разведки, а объединенной советской разведки: и внешнеполитической, и военной, все тогда было «в одном флаконе», ГРУ ГШ ведь тоже в состав КИ вошло. Именно при нем советская разведка успешно «тырила» американские и британские атомные секреты, в том числе через всемирно известных ныне супругов Розенберг и других менее «засвеченных» зарубежных агентов, именно в его бытность главой советской разведки США буквально захлестнула волна маккартизма и «охоты на ведьм».
Но вернемся к событиям в Арзамасе. Как вы думаете, можно ли из трагедии извлечь вполне ощутимый «научный навар», совершить научное открытие? Оказывается, можно. В 2007 году в ГОУ Нижегородский государственный технический (!) университет Анна Гариковна Сагателян успешно защищает диссертацию на соискание ученой степени кандидата исторических наук по специальности «Отечественная история» под названием «Деятельность центральных и местных органов власти по ликвидации последствий техногенной катастрофы на станции Арзамас-1 4 июня 1988 года», написанную аж на 243 страницах. По содержанию автореферата этого научного труда можно легко убедиться, что бессмертный дух кафедры марксизма-ленинизма, научного коммунизма и исторического материализма успешно живет и побеждает на новом этапе развития послесоветской России. «Социально-экономическое развитие Арзамаса, его городского хозяйства и социальной сферы», «восстановление и строительство нового жилья, объектов народного хозяйства и социально-культурной сферы», решение гуманитарных и социальных проблем пострадавших и т. д. – такие заголовки разделов вам ничего не напоминают из недавнего прошлого?