Куколка. Повести о любви
Шрифт:
– Но почему же он, несмотря на все это, женился на вас? – спросил я.
– Да потому, что я физически пришлась ему по вкусу, и он не захотел упускать меня. Этот человек очень любит доказывать себе свою неотразимость и свою власть и превосходство над всеми окружающими.
Моя возмущенная совесть с жадностью ухватилась за эти сведения, чтобы усыпить себя относительно активного протеста, который мы собирались учинить против этого деспота и тирана-мужа, исключительно занятого мыслью доказать себе и всем окружающим свою неотразимость и свое превосходство.
Мне
– Пойдемте! – тихо, но решительно шепнул я.
Она стала слабо сопротивляться, но я мягко, хотя и настойчиво повлек ее к кровати, дерзко сверкавшей среди комнаты своей белизной.
Мы стояли перед кроватью, и Мадлен позволила мне целовать ее глаза, щеки, вдыхать одуряющий аромат ее пышных волос. Когда же я припал горячим поцелуем к ее губам, она задрожала, как от сильного электрического тока.
– Это безумие! – прошептала она. – Это нехорошо!..
Что она хотела этим сказать? Не она ли только что заявила, что не любит мужа?
Она стала нервна и беспокойна. Я снова дважды ловил ее взгляд, устремленный на часы. Я уже окончательно утратил всякие понятия о морали и приличиях. В ту минуту мне было бы вполне безразлично: корректен ли я, или нет, и смешон ли? Я был весь охвачен властным желанием уничтожить последние сопротивления моей чудной незнакомки.
Как я взялся за это? Какой таинственный наставник преподает юношам, грезящим со школьной скамьи о своих будущих возлюбленных? Во всяком случае, смело утверждаю, что я оказался далеко не неловким и очень быстро и легко разобрался в целой системе кнопок и тесемок и ловко освободил от брони дивный торс, которым я так любовался три дня тому назад.
Набравшись храбрости, я усадил Мадлен на край кровати и, вставши на колени, стал расстегивать ее ботинки. Будь я опытнее, то вероятно не преминул бы обратить внимание на ту безжизненность, с которой она принимала мои услуги; но я был так молод и так охвачен своей первой страстью, что не дал себе труда раздумывать над этим явлением, а, снявши ботинки, намеревался обхватить эти стройные ножки, затянутые в черные шелковые чулки. Но мне это не удалось: Мадлен быстро вскочила, выскользнула из моих рук и подбежала к камину, оставив меня стоять на коленях перед пустой кроватью.
«Только бы не быть смешным!» – подумал я. Я тотчас же вскочил с колен и постарался принять более подходящую осанку; вероятно забота о последнем и помешала мне поинтересоваться узнать, чем объясняются бегство моей красавицы и ее явный интерес к каминным часам?
Наступали сумерки, но наши глаза уже привыкли к ним и мы еще довольно хорошо различали все предметы.
– Задерните занавеси! – сказала Мадлен.
Я повиновался. В комнате наступила полная тьма, придающая храбрость самым нерешительным влюбленным.
Бывало, в бессонные ночи, прислушиваясь к безмятежному храпу почтеннейшего дона Галиппе, несшемуся из соседней комнаты, я с замиранием сердца мысленно
Мадлен велела задернуть занавеси, и наступившая темнота как нельзя более способствовала устранению пугающей неловкости. Ведь мы оба ничего не видели.
Ободренный легким шорохом снимаемых возле меня одежд, я – на мой взгляд – совершил очень значительный поступок: снял свою манишку и галстук.
Но в это мгновение сразу умолк шорох спадающих одежд, и я замер на месте, с булавкой от галстука в руке. В передней раздался резкий, властный звонок.
– Кто здесь? – спросил я вполголоса. Ответом на мой вопрос последовал энергичный стук в двери. Я быстро подошел к окну, откинул занавес и при мутном, сумеречном освещении увидел склоненную фигурку полураздетой Мадлен, сидевшей на кровати.
В то же мгновение в комнату ворвался целый сноп света, и в нее вошло несколько штатских, сильно смахивавших на приказчиков. У одного из них был в руках электрический фонарь. За этой простоватой группой виднелся элегантный господин с седеющими баками. По внешности он походил на сановника.
При виде входящих Мадлен кинулась к своему котиковому жакету и прикрылась им, насколько это было возможно, я же двинулся навстречу неизвестным гостям: предо мною расступились, и я очутился лицом к лицу с господином с седеющими баками. Рядом с ним стоял незамеченный мной толстый господин в визитке.
– Господа, – обратился я к ним, – не потрудитесь ли вы объяснить мне?..
– Простите, – вежливо прервал мою речь толстяк, – я здесь во имя закона: я – полицейский комиссар этого участка, приглашенный господином Делесталь… супругу которого мы застали здесь с вами.
С этими словами он сперва сделал жест по направлению седеющих бакенбардов, а потом по направлению котикового жакета.
Пока он говорил, я вернул себе свое самообладание и почувствовал себя хозяином всех этих плохо одетых субъектов, якобы явившихся сюда представителями закона. Мне было только неприятно сознавать себя без манишки и без галстука. Трудно себе и представить, насколько это обстоятельство смущало меня, и как мне благодаря этому было трудно выдержать властный тон, которым я обратился к личности, указанной мне под именем господина Делесталь.
– Сударь, – с величайшим достоинством произнес я, – даю вам слово, что здесь ничего не произошло между…
Но он прервал меня и полуотвернувшись промолвил:
– Поверьте, я у вас не требую никаких объяснений… Закон сделает свое дело.
«Закон» в лице своего представителя тотчас же приступил к исполнению своих обязанностей, обратившись к сидевшей женщине.
– Вы действительно супруга господина Делесталь?.. Вы признаете, что вас застали с господином… Ваше имя? – обратился он ко мне, – с господином д'Алонд?..