Кукурузный мёд (сборник)
Шрифт:
как построили одну ферму кошек, другую, а потом завод, а потом колхоз, и как в долю вошла Батурина……
как сыграли свадьбу Иляны и Петри и пригласили Наоми Кемпбелл тамадой, и дали ей за это пять шкурок персидской кошки-альбиноса, и как написала об этом Бекки Шрямп в своем светском обзоре («Белый тигр на черной пантере», вспомнил заголовок Петря).…
как пели и плясали приглашенные «звезды» Сердючка и Дженифер Лопес.
…как удивились все, когда оказалось, что у Сердючки жопа больше, чем
как вызвали из Кишинева Лоринкова, и как мертвецки пьяный, он сначала не мог поверить, а потом поверил и всё плакал, да благодарил за оказанную ему честь…
…а честь, оказанная писателю была велика: семья миллионеров Есинеску наняла писателя Лоринкова писать именные приглашения на свои свинг-вечеринки…
…как Бекки Шрямп наняли ухаживать за догом, потому что она обожала животных…
…как поставили в театре «Матроскина» пьесу Петри про Ленина, причем вождя играл сам «Матроскин»……
ветер свистел в окно. Миллиардер Петря выбросил половину сигары и с жалостью увидел, как дерутся за нее у лимузина модные мужчины в розовых рубахах и бабских сапожках. Москвичи, подумал он. Пидары, подумал он. Хотя, собственно, почему я повторяюсь, подумал он. Лимузин притормозил у Кремля. Ворота медленно открылись. Часовые вскинули карабины и отдали честь. Петря улыбнулся, и помахал им рукой. Прикрыл окно, кутаясь в меха.
Вечерело, и от Москва-реки на город веяло холодом.
Бывший
– Посторонись! – крикнул кучер.
– Н-но! – замахнулся он электробичом.
Писателю Лоринкову обожгло плечо. Отскочив с проклятиями в сторону, он едва увернулся от упряжки с электрическими лошадьми, несущейся по центральному проспекту Кишинева, широченной улице имени Евроинтеграции. Вспомнив о названии, Лоринков еще раз задохнулся в ненависти. Бешено, жгуче.
– Ишь, суки, Европу им подавай, – прошептал он.
Но лицом ничем злобы не выдал, лишь калмыцкие скулы обострились, да запали глаза. А повидать им пришлось немало. Даже сейчас Лоринков – по легенде приезжий, – смотрел во все, что называется, глаза. Было их у него два. И видели они, как по брусчатке проспекта Евроинтеграции несутся электромобили в виде лошадей, как идут по тротуарам счастливые крепкие молодые люди в фартуках и со значками Евросоюза на груди, как смеются, обнажив свои молочные груди, молодые молдаванки. Новая мода Молдавии, – в которой он воевал, которую покинул, и в которую вернулся недавно инкогнито по поддельным документам, – смущала Лоринкова. Девки ходили, заголив груди. Парни тоже обнажали торсы. Все, кто был старше сорока лет, прикрывали верхнюю часть тела флагом Евросоюза. Люди шли по проспекту и счастливо смеялись, они хрупали крепкими, ровными зубами красивые большие яблоки, щелкали черные, как нефть,
– Как все это не похоже на заверения нашей пропаганды, что комиссары вот-вот сдадут Кишинев экспедиционным войскам из России и Украины, – горько прошептал Лоринков.
– Как все-таки врут газетчики, – посетовал он про себя на газеты, вводившие в заблуждение весь мир.
Лоринкову вспомнился разговор с молодым молдавским комиссаром, которого он, с бандой налетчиков, сумел схватить на границе с Украиной. Комиссар был кучерявый, смешной, картавый и умирал достойно.
– Господа! – крикнул он банде Лоринкова.
– Это бывший тянет вас в пропасть! – крикнул он, указав на Лоринкова.
– Возвращайтесь в Молдавскую республику, строить евроизм! – крикнул он.
– Родина и народ простят вас и дадут вам ша… – крикнул он.
– Э, кха, э, – сказал он.
– Фрх, – прохрипел он.
– Уфс, – просипел он.
–… – промолчал он.
И заболтался на ветру, повешенный безжалостной рукой палача. Лоринков, несмотря на то, что поставил на карабине еще одну зарубку, доволен не остался. Сколько силы было во взгляде комиссара! Видать, у господ в Кишиневе все не так плохо, как нам хочется думать, решил он. Дома, в конуре под Киевом, Лоринков пил самогонку и тревожно вздрагивал в сырой постели. Неужели… думал он. Неужели все кончено, думал он. Неужели…
Мысли об этом были так невыносимы, что на следующий же день Лоринков ехал в Москву на перекладных, предложить свои услуги КГБ, чтобы быть засланным в молодую Молдавскую Европейскую Республику. Лежа в санях, которые тащили по весенней распутице, Лоринков вспоминал дом, революцию и войну, бегство из страны…
Похрапывая, он уснул и спал тревожно до самой Москвы.
* * *
В Москве Лоринкова в контрразведке напоили водкой, растерли спиртом, и вручили новые документы. Согласно им, он был герцогом, сторонником европеизма, и попал в рабство к русским в 2015 году, во время оккупации Молдавской республики войсками Совкантанты. Был сослан в лагеря под Колымой, оттуда бежал, в Москве прятался в квартире академика Боннэр, и затем, – по линии подполья Эха Свободы, – был переправлен к границе с буферным государством Украина.
– Главное, не забывать, что в Молдавии все изменилось, – строго предупредил Лоринкова седенький подполковник русской контрразведки.
– Помнить, что в случае провала вас ждут насмешки и презрение, – сказал он.
– Но и тогда вам нельзя будет раскрывать себя, – сказал он.
– Просто молча примите все испытания, которые пришлет вам судьба, – сказал он.
– Ясно, – сказал одичавший во время жизни у границы Лоринков.