Кулак обезьяны
Шрифт:
— Так времени еще навалом, — хихикнула секретарша.
— Да? А экологическую колонку в сегодняшний номер я когда буду делать? — возопил Бублейников, наливаясь праведным гневом.
— Чего ты на меня орешь? — пожала оголенными плечиками Алла. — Я тебе по дружбе сказала, а ты… Вот иди, и сам все узнавай.
— Ладно, извини, — сбавил обороты Ленечка. — Просто я ночь почти не спал, теперь вот отвратительно себя чувствую.
— Да-а? Чем же ты занимался ночью? — улыбнулась секретарша двусмысленной улыбочкой. — Неужели бурный роман? Или нет, все наоборот — это несчастная любовь. Я права? И я, кажется, догадываюсь,
— Не говори ерунды, — перебил раздосадованный Бублейников, который терпеть не мог подобные намеки. — Голова болела.
— Ну, понятно, — ехидно хихикнула Алла. — Так вот, сейчас головной боли тебе прибавится. К двенадцати поедешь брать интервью о современном градостроении. В общем, Олег Евгеньевич сам тебе все расскажет.
— Погоди, погоди, — потряс головой изумленный Бублейников. — На интервью по градостроению должна была ехать Оксана Лебедева.
— Твоя дорогая Лебедева, которую ты так опекал и над которой крыльями трещал, вчера заявление написала. Вот так-то!
О страстном увлечении Бублейникова новой журналисткой знал весь коллектив, и многие, особенно женщины, ему сочувствовали.
— Заявление?! — оторопел Ленечка.
— Да, по собственному желанию. Главный его подписал, я уже в кадры отнесла.
Видимо, у Бублейникова был столь несчастный вид, что Алла не выдержала:
— Да плюнь ты на нее! Холодная, надменная и расчетливая — она просто пользовалась твоим особым к ней отношением. И вообще, хорошо, что ушла сама — Олег Евгеньевич сказал, что проку от нее все равно не было. Зато к вам в отдел теперь возьмут внештатника, шустрого парнишку по имени Саша.
Но утешить Бублейникова Алле так и не удалось. Не обращая больше внимания на секретаршин треп, расстроенный Ленечка поплелся в кабинет главного редактора. Там информация подтвердилась — Лебедева уволилась, на интервью теперь придется ехать Бублейникову, который два дня назад сам же и придумал эту тему специально для Оксаны — она жаловалась, что не получает интересных заданий, вот он и расстарался.
Выйдя от главного, он зашел в редакционный буфет, взял чашку крепкого черного кофе и отправился на рабочее место. В комнате, которую занимал их отдел, по счастью, еще никого не было. Бублейников сел в кресло и грустно уставился в окно. Он переживал не из-за того, что на него свалилась абсолютно несвоевременная дополнительная работа. И не потому, что новая сотрудница, бросив порученное ей дело, даже не потрудилась предупредить его о своем уходе. Его угнетала мысль, что теперь он не сможет каждый день видеть Оксану. Что, если они вообще никогда больше не встретятся? Конечно, она не обращала на него особого внимания, но он мог с этим мириться. Но чтобы вообще ее не видеть?! Такое казалось Ленечке совершенно невыносимым.
Однако погоревать всласть ему не удалось — количество дел, которые сегодня надо было переделать, уже зашкаливало, а времени оставалось в обрез. «Вот чем хороша наша профессия, — невесело констатировал Ленечка. — Ни минуты свободной, даже погрустить некогда».
Быстро, минут за сорок слепив материал для экологической колонки, он помчался на другой конец города брать злополучное интервью о современном градостроительстве. Затем, позвонив фотокорреспонденту и договорившись о съемке, стремительно переместился на открытие парка аттракционов, откуда рванул обратно
В семнадцать тридцать совершенно обессиленный Ленечка сидел за столиком ближайшего кафе и жевал бифштекс, но ровно в девятнадцать часов он, в сопровождении хмурой Надежды Валерьевны, уже входил в палату Дымовой.
— По-моему, мой друг, вы сегодня чем-то опечалены, — сказала Ольга Святославовна, проницательно глядя на гостя. — Что у вас случилось?
Бублейников от неожиданности немного растерялся, однако счел за благо не обсуждать личные переживания с посторонним человеком.
— Нет, спасибо, все в порядке, — сказал он, натянуто улыбнувшись. — Просто устал немного, тяжелый день.
— Может быть, вам стоит отдохнуть? — участливо поинтересовалась Дымова. — Давайте перенесем нашу беседу на другой день.
— Нет, что вы! — испуганно воскликнул Ленечка, которого такая перспектива вовсе не вдохновляла. — Я в полном порядке и очень спешил к вам. У меня куча вопросов, которые я хотел бы задать.
— Что ж, приятно видеть такое отношение к делу. Хочу вас порадовать — я, со своей стороны, приготовила кучу всяких интересных историй, которые можно использовать в книге. Включайте свой магнитофон…
— Диктофон, — осторожно поправил ее Бублейников.
— Конечно, — величественно кивнула головой ученая дама. — Включайте диктофон и давайте начнем работу. Я полна желания закончить рукопись как можно скорее.
«Надежда Валерьевна меня убьет!» — ужаснулся Бублейников, когда мельком взглянув на часы, обнаружил, что беседа длится почти два часа. Странно, что за это время грозная племянница ни разу не заглянула в палату. Может быть, устроила засаду во дворе, чтобы всадить в него пару пуль? Беспокойство журналиста не укрылось от Дымовой.
— Волнуетесь, что вышел лимит времени? Надюша вас застращала? Не бойтесь, я ей все объяснила — насчет сроков, насчет рукописи. Она обещала не мешать нам.
Так как разговор неожиданно свернул на волнующую Бублейникова тему, он как бы невзначай поинтересовался:
— Почему она такая суровая? И вами командует, как хочет.
В ответ Дымова весело рассмеялась:
— Да не командует она, просто волнуется. И суровость ее — от слабоволия. Командовать она совершенно не умеет, да и вообще неприспособленная к жизни, бесхарактерная. Замуж не вышла, детей не родила, профессии не получила. Ее родители рано умерли, так она и прожила всю жизнь у меня вроде экономки. Надюша сейчас — моя единственная родственница. Мы с моим покойным мужем учили ее, учили, да все без толку. Случись со мной что — не знаю, как она жить будет. Квартиру, дачу, домик в Крыму я, конечно, ей оставлю.
— А как же ваши дети? — не удержался от скользкого вопроса Ленечка. — Они не будут возражать?
— Дети? — как будто удивилась Дымова. — У меня больше нет детей. Сын спился и умер, ему было сорок два года. А дочь живет в Америке. Мы с ней никогда не ладили. Может быть, поэтому она выскочила замуж за американца и уехала из страны. У нее богатый муж, она ни в чем не нуждается. Даже в родственных связях. Видимо, поэтому за последние тридцать пять лет она ни разу мне не позвонила. Там, в Сан-Франциско, у меня выросла внучка, которую я никогда не видела. И растут правнуки. О них мне рассказали чужие люди.