Кулон с ее именем
Шрифт:
Здесь не было ни загадочных чаш, ни темных и тяжелых портьер, ни даже колоды карт, служившей, как думала Эмбер, неотъемлемым атрибутом любой гадалки. Ничем не примечательная, привычная девушке комната, в которой единственной деталью, подтверждающей, что она попала не в обычный дом, служил большой стеклянный шар. Точно такой же был изображен на вывеске. А рядом с ним вальяжно развалился огромный кот. Его черная, как безлунное небо, шерсть лоснилась, а на хвосте, которым он лениво помахивал, словно звездочка сверкало белое пятнышко. Взгляд кота показался
Мадам Веретемир, зажигавшая оставшиеся свечи, обернулась на звук шагов и приветливо улыбнулась девушке.
– Садись, – кивнув на стул, пропела она и вновь вернулась к прерванному занятию.
Эмбер осторожно направилась к стулу, напряженно поглядывая то на мадам Веретемир, то на кота. А тот грациозно поднялся и прогнул спину, вставляя напоказ острые коготки на передних лапах. После чего кот неодобрительно взглянул на девушку, ловко спрыгнул на пол и, бесшумно ступая, развязной походкой направился по своим делам.
Рука Эмбер потянулась к груди, и тонкие пальцы привычно сжали кулон, хоть на миг дарящий девушке спокойствие и уверенность. Она уже не дергалась при каждом ударе грома или резко сверкнувшей молнии, на долю секунды освещающей всю комнату, однако в безопасности себя не чувствовала.
– Первая гроза в этом году, – попыталась начать беседу девушка, надеясь таким образом избавиться от гнетущего чувства и понять, что из себя представляет гадалка. Но больше всего ей хотелось разорвать тишину, прерываемую лишь поскрипыванием половиц и едва слышным потрескиванием огня.
– Да, – согласно кивнула мадам Веретемир и снова замолкла.
Она все еще стояла к Эмбер спиной, однако все свечи уже были зажжены. И все же теплое сияние огня не разгоняло тьму, сгустившуюся по углам комнаты, и девушка, как ни силилась, не могла разглядеть, что там делает гадалка. Эмбер нахмурилась, следя острым взглядом за мадам Веретемир.
– Простите мне мою нелюбезность, – неожиданно прервала затянувшееся молчание гадалка и повернулась к Эмбер, – мы с вами так и не представились друг другу по всем правилам. Как вы уже знаете, мое имя – мадам Веретемир. А ваше?
– Эмбер, – ответила девушка, – Эмбер Нуар.
– Ах, Нуар, – мадам Веретемир подошла к столу и оперлась о него одной рукой, – я слышала о ваших родителях, ужасное несчастье. Мои соболезнования.
Эмбер окаменела. Казалось, даже сердце застыло. Эта рана еще была свежа, она едва покрылась корочкой, как новый удар – исчезновение Джессики – вновь разбередил ее. Эмбер уже отвыкла от того, что кто-то выражает ей соболезнование. Многие уже и забыли, что она потеряла родителей.
– Благодарю, – хрипло произнесла девушка и не узнала собственного голоса.
– Ох, прошу простить мою беспардонность, – заметив побледневшее лицо Эмбер, поспешно сказала мадам Веретемир, – мне жаль, если я позволила себе лишнего.
Эмбер неопределенно качнула головой.
– Не
Эмбер вскинула глаза и перевела взгляд с загадочно улыбающейся женщины, черные, словно вороново крыло, волосы которой буйными прядями покоились на ее плечах, на стоящий посередине стола большой стеклянный шар. В данный момент он был абсолютно прозрачен, и девушке не хотелось, чтобы его наполнял туман.
– Нет, спасибо, – покачала головой Эмбер и скрепя сердцем ответила на вопросительный взгляд гадалки, – мне нечем вам заплатить.
Это была одновременно и правда, и ложь. С детства тяготившаяся от необходимости изредка врать Эмбер почувствовала, как лежащие в кармане монеты вмиг потяжелели и будто потянули ее к полу. Девушка сжала челюсти и нацепила на лицо непроницаемую маску. Да, деньги у нее были, но они не предназначались на праздное развлечение вроде гадания.
– Я не возьму за свое предсказание ни гроша, – по-птичьи склонив голову, тягуче произнесла женщина.
– Но тогда какой в этом смысл? – подозрительно нахмурилась Эмбер, и в уголках губ мадам Веретемир затаилась улыбка, не перешедшая, однако, в ее глаза, – какова ваша выгода?
– Я всего лишь попрошу выполнить мою просьбу.
– Просьбу? Какую?
Сердце тревожно забилось, и Эмбер невольно отклонилась на спинку стула, подальше от сидящей напротив женщины. Она уже успела пожалеть о том, что забежала в этот странный дом.
«Лучше бы промокла», – напряженно смотря на гадалку, подумала девушка.
– Сыграть на скрипке.
– Сыграть на скрипке, – задумчиво повторила Эмбер и хмыкнула, – в чем же подвох?
– Ни в чем, – мадам Веретемир обезоруживающе улыбнулась, но девушку это не убедило.
– Неужели вы просто хотите послушать, как я играю на скрипке? – Эмбер качнула головой, – я вам не верю.
– Должно быть тяжело никому не верить, – гадалка слегка улыбнулась, и девушка внутренне ощетинилась от сочувствия, которым была пропитана улыбка мадам Веретемир, – не доверять, не подпускать слишком близко. Что вас так ранило, мисс Нуар? Почему вы так боитесь открыть свое сердце кому-то?
– Прошу простить мою грубость, но я не собираюсь откровенничать с вами, – Эмбер выпрямилась и холодно взглянула на гадалку, – это лишь мое дело, которое вас не касается.
– Верно, – согласно кивнула мадам Веретемир, – вот только мне больно смотреть на то, как вы сгораете от одиночества. Попробуйте довериться кому-нибудь кроме своей семьи.
– Как я уже сказала, это вас не касается, – бросила в ответ Эмбер, не позволяя женщине увидеть путаницу внутри.
Она желала бы, чтобы слова мадам Веретемир вызвали у нее лишь раздражение, однако они задели что-то в девушке, подтвердили то, о чем она уже долго думала сама. Боязнь довериться кому-то стала неотъемлемой частичкой маски, которую Эмбер носила каждый день и которая вплелась в характер девушки.