Кулон
Шрифт:
– Чего ты несешь, Малфой? – возмущаются близнецы в один голос, а блондин, переглянувшись с Ноттом и Паркинсон, сказал:
– Если в течение нескольких дней не будет просьбы от директора, касательно пророчества и Отдела Тайн, то мы втроем, и Эмье заодно переведемся в Шармбатон или Думстранг. Пари? – предлагает Малфой, смотря на столпившихся в гостиной гриффиндорцев. Не долго думая, Рональд и Гермиона приняли пари и слизеринцы покинули владения Гриффиндора. А друзья сели обсуждать и этот момент. Прав ли Малфой и ждать ли им «привет» от директора, вопрос времени. И пока что оно у них, как и у пленного было.
Люсиан
–
– Люсиан, мальчик мой, так нужно. Твой отец, как и все Пожиратели должны понести наказание, - я пытаюсь встать или хотя бы нормально сесть, но мир перед глазами все еще плывет, меня мотает и тошнит. Спросил, чем это меня таким приголубили, директор ответил: - старое индусское заклинание, называется «Длань Будды», - оно и видно. Божественное влияние, лишающее сознания в считанные минуты. Хотел попробовать встать, но сил хватило только на то, чтобы сесть.
– Хотя бы так, - махнул рукой, осматриваясь по сторонам. А находимся мы с директором в приличных размеров помещении, с каменными стенами, и странно аркой посередине этого самого помещения. А там, то ли души, то ли призраки, то ли еще какие-то сущности, воют, страдают, и выйти не могут. Жуть, а не арка. И тут я слышу знакомые мне голоса. Срели них могу различить голос бывших друзей, Невилла и Рыцарей. Особенно громко ругается тетя Белла и отец, сопровождая слова магическими вспышками. А директор, стоя надо мной и держа палочку наготове, говорит:
– Еще немного, Люсиан, и ты увидишься с отцом, - израненные, уставшие, запыхавшиеся влетают в помещение гриффиндорцы, а следом за ними и Рыцари. С радостными криками: «Директор!» видят сидящего меня, у его ног и с приставленной палочкой. Директор рад был видеть гриффиндорцев живыми и почти здоровыми, а те не очень. Невилл переглянулся с Роном и Гермионой, говоря, что Малфой был прав. Что именно они имели в виду я потом с блондина спрошу, а пока у нас представление. Альбус обращался к моему отцу: - Антонин, вот ты и пришел!
– Ты звал, Альбус, вот и пришел. Мог просто так позвать, а не привлекать к этому моего сына, - взглядом спрашивал как я, все ли со мной в порядке. Так же взглядом говорил, что нормально, картинка перед глазами уже стабильно стояла, звон в ушах прошел. Так что я и правда в норме.
– Мог, Антонин, но так вероятность твоего прихода ко мне выше. Не будь в моих руках твоего сына, ты бы еще подумал, приходить или нет, а так… - говорит директор, направив на меня палочку. Гриффиндорцы и Рыцари уже не сражались, а просто наблюдали за обменом.
– Отпусти Люсиана, и я сдамся, - предлагает отец, но директор все так же улыбается и говорит, что этого мало, и ему за смерть Аластора придется расплатиться своей жизнью. Отец соглашается, а я решаюсь на отчаянный шаг – воспользоваться маминым наследием. Для
– Гермиона! Рон! – из арки выходит тот, кого не ожили увидеть, а все здесь присутствующие считают его мертвым, никто не мог поверить глазам. С растрепанными, черными вихрами, с яркими зелеными глазами, в очках-велосипедах, и характерным шрамом на лбу показался:
– Гарри! – в один голос сказали бывшие друзья и все присутствующие гриффиндорцы. Не мог поверить и директор. Он стоял и смотрел, то на меня, то на него. А потом Поттер заговорил:
– Привет, Люсиан, давно не виделись, - я кивнул, сказав: «привет», - привет Рон, Герми, Джинни, - махнула им рукой иллюзия, - Невилл, не будь гриффиндурком, не ведись на титул Героя, он тебе не нужен, - советовала ему иллюзия Поттера, а Долгопупс кивнул, соглашаясь. Потом повернулся к Рыцарям, сказав: - вам воздастся по заслугам, всем уготована кара за их прегрешения, - рыцари в шоке, папа в ступоре, и конечно: - как и вам, директор. Даже вам не уйти от кары Высших Сил, - и стоило это сказать, а призраку растаять туманной дымкой в помещение вбегает министр, кричит: «Пожиратели! Взять!», директор убирает от меня палочку, а отец и все Рыцари обращаются темной дымкой и сбегают, прихватив меня.
28 глава «Дом, крестные и признание»
Люсиан
Приходя в себя, понимал, я – жив!
Хоть и болело все на свете, от волос до кончиков пальцев, казалось, я сплошная гематома, все же это лучше, чем смерть. Как говорят у папы на родине: «Если у тебя ничего не болит, то ты - труп». Вот и я радуюсь тому, что у меня все болит, так как у трупа болеть нечему. И как же хорошо, что я дома, в своей комнате, на своей кровати. А рядом сидит тетя Белла, держащая меня за руку.
– Люси, очнулся! – обрадовалась она, а потом крикнула: - Тотошка, Люси пришел в себя! Зови Снеговика! – а кто такой снеговик я узнал, как держатель этого имени переступил порог моей комнаты. И им оказался декан. С пузырьками в руках он подошел ко мне, влил в рот несколько зелий, а я различал их на вкус. Первое – Восстанавливающее, второе – тонизирующее. Профессор ушел, пожелав мне поправлять и приходить в себя. Ведь через неделю экзамены. А я тут же ужаснулся и спросил:
– Это сколько я проспал?
– Почти две недели, - говорит папа, стоящий в дверях, - использовав дар Жюли ты вычерпал свой резерв магии до дна. Когда мы вернулись из Отдела Тайн магии в тебе не бело, от слова совсем. Там даже на донышке капель не плескалось, - с каждым словом отец приближался, а его голос повышался. Понимаю, я заставил всех взрослых нервничать, но у меня не оставалось другого выхода. Если бы не иллюзия и возникший из неоткуда Фадж, то папе пришлось бы обменять свою жизнь на мою. Я не мог этого допустить, так что слушал его упреки: - разве можно создавать Высшую Иллюзию без подготовки, а по наитию? А если бы ты перегорел? Ведь магия могла и не восстановиться!