Купеческий сын и живые мертвецы
Шрифт:
Закатные солнечные лучи так подсвечивали шатровый купол храма Сошествия Святого Духа, к которому примыкало кладбище, что церковное здание казалось скособоченным, перекошенным.
— А если они видят? — И Зина кивком указала на плотную толпу тех, кого Иванушка не решился назвать людьми. — Тогда-то что?
— Тогда, — сказал Иванушка, — мы побудем здесь утра. А там — авось, прихожане соберутся на службу и поймут, что дела плохи. Да и телеграмма, которую ты отправила, должна будет уже дойти.
Впрочем, на телеграмму особых надежд Иван Алтынов как раз и не возлагал. Её адресату требовалось
Но главное: они с Зиной оба понимали, что до утра им на крыше не высидеть. Над лесом, возле которого располагалась Свято-Духовская церковь, набухала тяжелой влагой огромная иссиня-черная грозовая туча. И, если бы дождь полил в полную силу, их с Зиной просто смыло бы с крыши — туда, где запрокидывали свои безглызые рожи восставшие покойники.
Следовало бы сказать: куда ни кинь — всюду клин. Но Иванушка по своему обыкновению выговорил:
— Пифагоровы штаны на все стороны равны… — А потом не удержался — прибавил: — Вот бы очутиться сейчас дома!..
И тут, в густеющих сумерках, он внезапно заметил нечто, до этого совершенно ускользавшее от его внимания. Иван Алтынов даже ахнул от изумления. Он понял: все те, кого Зина именовала умирашками, двигались там, внизу, совсем не хаотично!
— Правики и левики! — прошептал Иванушка, мгновенно вспомнив манеру полета своих турманов. — Но, если это так, мы могли бы попробовать…
Он не договорил: ему внезапно почудилось, что на отдалении, за деревьями, мелькнул в сумерках теплый желтый огонек: пламя свечи. Но этого, само собой, никак не могло быть. Все те, кто внизу бродил — они свечи зажигать не стали бы. А никто из живых сюда сейчас не сунулся бы — имея при себе единственную свечку. Если этот живой, конечно, был не самоубийца.
Глава 16. Гроза
1
— Ты что-то заметил? Мы спасемся? — вскинулась Зина. — Кто такие правики и левики?
— Правики и левики — это турманы, которые нарезают круги вправо и влево во время полёта. Ну, то есть — когда уже спускаются к земле. — Иванушка изо всех сил всматривался в сумерки под деревьями — сам боясь поверить в собственную догадку. — И эти, которых ты называешь умирашками — они вроде бы ходят такими же кругами…
Зина молчала, наверное, с четверть минуты. Потом выговорила — с едва скрываемым разочарованием в голосе:
— Да нам-то что с того, Ванечка? Правики, левики — какая нам разница? Что в лоб, что по лбу!
«Да нет, Зинуша, — подумал купеческий сын, — это тебе совсем — не Пифагоровы штаны…»
— Разница есть! — Иванушка сам подивился тому, как твёрдо прозвучал его голос; наконец-то он удостоверился — понял, что не ошибся в своей догадке. — Между теми мертвяками, которых заносит вправо, и теми, кого ведёт влево, есть просвет. Зазор. Эти две стаи не встречаются друг с другом в движении. У них, как у птиц, нет такого в заводе. Ведь что будет, если две птичьи стаи сшибутся в небе?
Иванушка повернулся к Зине. И даже успел заметить, как лицо её озаряет смутная
— Я держу тебя, — сказал Иванушка Зине, крепко прижимая её к себе — и поповская дочка даже не думала возражать. Держу.
— Они прорвались — там, внизу? — Зина произнесла это почти беззвучно, но лицо её было так близко, что Иванушка легко понял сказанное по движению её губ. — Это ведь дверь так загрохотала? Они её выбили?
— Это теперь неважно, — сказал Иванушка. — Всё равно мы туда не вернёмся.
И с этими словами он сделал то, на что уже года два не мог решиться: крепко поцеловал Зину в губы. На мгновение отстранился — желая выяснить, не станет ли поповская дочка возмущаться, — а потом поцеловал её снова, долгим поцелуем. Зина не разжала губ — на его поцелуй не ответила. Но и не оттолкнула его — не попыталась поцелуй прервать.
Вкус её губ показался Иванушке странным и сладким — похожим на имбирный пряник, покрытый жженым сахаром. Чудеса, да и только! Впрочем, сравнивать-то Иванушке было не с чем. Никого прежде он в своей жизни в губы не целовал. Видел только, как это делают другие. А один раз — ему самому тогда было лет четырнадцать — наблюдал и кое-что другое: со своей голубятни. Тогда пронырливый приказчик из алтыновской лавки увлёк молодую купеческую кухарку за кусты сирени, буйно разросшиеся в прилегавшем к голубятне саду. И там они проделывать такие штуки...
При воспоминании об этом Иванушку словно окатило волной горячего воздуха — его даже пот прошиб. И он ощутил вожделение такой силы, что поспешил отстраниться от Зины — разжал объятья, оторвал свои губы от её губ.
— Мы должны спуститься вниз, — сдавленным голосом произнес он. — Но не в склеп, конечно, а туда. — Он взмахом руки указал на землю. — Лестница у нас есть. Нам нужно будет только выбрать подходящий момент.
«И ещё — нам бы ещё хоть немножко света!» — прибавил он мысленно. И обругал себя за то, что раньше не углядел деления на правиков и левиков среди восставших мертвецов. А сейчас подступала ночь — настоящая, не наведенная при помощи чьего-то колдовства. И света под столетними кладбищенскими липами уже почти что не оставалось.
Хотя — тут Иванушке опять померещилось, что между деревьями движется маленький желтоватый огонёк. И он даже повернул голову в ту сторону — отвернулся от Зины. Однако ровно в этот самый момент стало ясно, что понапрасну Иван Алтынов сожалел об отсутствии света. Небо рассек ярчайший бледно-голубой зигзаг, так что на земле высветились на миг четкие тени и от деревьев, и от рваных человеческих силуэтов. А всего через пару секунд раздался оглушительный раскат грома — как будто где-то рядышком одновременно выстрелил целый десяток артиллерийских орудий.