Купи себе Манхэттен (= Бабки на бочку)
Шрифт:
– Беги, Виталик, беги прямо к машинам, - подтолкнул я его.
Он пожал мне руку и шагнул в дверь. Он так и не побежал. Он прошел по открытому пространству, словно на параде. Не обращая внимания на крики с обеих сторон.
Следом пробежала Аня, потом Димка с поднятыми руками. Мы остались вдвоем с Манхэттеном.
– Ну что, начальник?! Мы заложников отпустили! Дашь нам уйти?! У нас есть "бабки".
– Мне с бандюгами договариваться не о чем! Выходи по одному и руки держать вверх!
– Не, начальник, так мы не договаривались!..
Тут же на стены дома обрушился шквал огня. Я с трудом сумел выглянуть и заметил, что от новостроек и от рощи бегут цепи. Манхэттен, высунув ствол автомата в окно, палил в небо длинными очередями, не переставая. Я выглянул ещё раз и влепил очередь по машине милиции, откуда командовали атакой.
Мне сегодня везло. Я попал в бензобак. Машина сперва вспыхнула, от неё сразу же бросились бежать военные, глядя на них, побежали и все остальные. Тут же грохнул бензобак. Машина подпрыгнула и перевернулась.
– Ну ты даешь!
– воскликнул Манхэттен с восхищением.
– Это случайно, - скромно ответил я.
Тут я заметил какое-то движение в кустах, неподалеку от цементовоза, и выпустил под самые корни очередь, которая получилась короткой. Кончились патроны. А из кустов открыли огонь из нескольких автоматов. Я пошарил вокруг, все рожки были пустые. Я выхватил пистолет и несколько раз выстрелил в сторону кустов, целясь поверху и срезая листву.
Судя по тишине, парни оттуда отступили. Что и требовалось доказать.
– Манхэттен, патроны есть?
– спросил я.
Он в ответ только развел руками.
– Вот зараза! И что будем делать?
– Не, в тюрьму я не пойду!
– Вот зараза!
– опять выругался я.
– Надо было хотя бы один патрон оставить для себя.
Я пошел по комнатам в поисках хотя бы одного патрона. Но так ничего и не нашел. Когда я вернулся, Манхэттен сидел на полу и вертел в руках крохотный перочинный ножичек для заточки карандашей.
– Ты чего придумал?
– спросил я его.
– Может, харакири сделать?
– спросил он жалобно.
– Ага, ты своим ножичком отрежь себе пупок, брюхо развяжется, кишки и выпадут.
– Дурак ты, Колька, - незлобно чертыхнулся Алик.
– Смотри
– На кой они тебе?
– Дай!
Я бросил ему деньги. Он высыпал сумку на пол и поджег бумажки.
– Зачем?
– вяло поинтересовался я.
– Они злые.
Я ничего не сказал. Подобрал пистолет, выбросил пустую обойму, проверил ствол и, только убедившись, что он разряжен, сунул его за пояс. Потом то же самое проделал ещё с одним валявшимся на полу пистолетом.
– Ты чего это?
– немного испугано спросил Манхэттен.
– Пойду в казаков-разбойников играть. Укокошу кого-нибудь понарошку...
– А тебя...
– Манхэттен осекся.
Он молча нашел себе пару пистолетов и встал рядом со мной.
– Я тоже пойду... сыграю.
– Пойдем, - согласился я.
Не мог я отказать другу детства.
– Эй! Мы выходим!
Нам ответили:
– По одному и с поднятыми руками!
– Черта с два, - тихо ответил Манхэттен.
Мы обнялись и вышли за порог. Нас встретила настороженная цепь, ощетинившимися стволами.
– Руки поднимите!
– Ага!
– почти радостно закричал Манхэттен.
– Щас!
– Давай!
– скомандовал я.
Мы выхватили наши разряженные пистолеты и, выбросив обе руки вперед, закричали:
– Бах! бах! бах!..
И тут же загремели очереди...
Я лежал на земле, кровь толчками вытекала из груди. Я слышал свое свистящее дыхание. Жизнь покидала меня. Кто-то подбежал, что-то спрашивал, тормошил, я ничего не чувствовал. Боли не было. Я думал, что будет больно. Я куда-то проваливался, опять выныривал и опять проваливался. Когда я очнулся в последний раз, меня укладывали на носилки. Я хотел сказать, что не надо. Мне стало больно. Но тут я увидел Манхэттена. Он был весь в крови и что-то искал кровавыми пальцами в брюках. Когда к нему подошел кто-то из молоденьких милиционеров, Алик протянул ему в окровавленной руке какую-то бумажку.
Милиционер машинально взял её, брезгливо развернул. Это были двадцать долларов.
– Зачем?
– спросил мент.
– Зачем это?
– Купи себе Манхэттен...
– прошептал Алик мертвеющими губами...