Купидон с топором
Шрифт:
— А дальше?
— А дальше будем лечиться.
— Чем?
— Ахатиной, — улыбаясь произносит Илья.
— Ахотиной? Нет, я, конечно, догадалась, что ты меня хотина, отсюда и взгляды в пол, мол ты сдерживаешься, но засунь свою хотину примерно куда и сломанный велосипед.
— Ахатина, бестолочь, пишется через «а». А то, что ты там хотина, это твои проблемы.
— Скотина.
— Что?
— Ничего. Скотина-хотина, созвучно. И что это за лечение? Какая-то мазь?
— Почти. Чеши в душ.
— У меня пока
— Скоро зачешется.
— Типун тебе на язык.
Глава 14
Хоть бы лицо не облезло, леопардовый мне однозначно не к лицу. И все-таки я идиотка, снова дала лишний повод над собой поглумиться. Надо собраться и прекратить тупить на ровном месте.
— Ань, ты там скоро? Сейчас вода закончится, это не городской душ, где можно осмысливать всю свою жизнь, — изыди! Даже воды лишает. — Долго будешь еще молчать?
— Я тебе уже ответила.
— Видимо не расслышал.
— Я тебе ответила средним пальцем правой руки. До сих пор отвечаю, палец уже надоело держать. Так понятно?
— Вполне.
Но вот как-то не могла я себе представить, что через пару мгновений откроется дверь, а за ней и шторка. Я даже не успела возмутиться и толком прикрыться, как вода уже оказалась выключенной, а на меня наброшено большое махровое полотенце.
— Правильно, молчи. Тебе так больше идет. Тряпки свои не надевай, нечего ими тело раздражать. Дойдешь до комнаты в полотенце, я дам тебе большую футболку. И, пожалуйста, не спорь, поступи по-взрослому, — сказал, как отрезал и вышел из душевой.
У меня даже желание спорить пропало, вообще все пропало. Что может быть хуже, чем ненавидеть себя? Дура! Еще раз убедившись в своей никчемности, промокнула разгоряченное тело полотенцем и обернувшись им, вышла на улицу. К счастью, Ильи здесь не было. Стараясь быть как можно менее заметной, прошмыгнула в спальню и плюхнулась животом на кровать. И тут же принялась копаться в интернете в поисках ахатины. Небось какую-нибудь вонючку подсунет и ею меня намажет. Оказывается, не все так просто, товарищ Купидонов решил подсунуть мне гиганскую улитку!
— Снимай полотенце, оно тоже раздражает кожу, я тебя сейчас намажу, немного полежишь, чтобы все впиталось, а потом уже накинешь мою футболку.
— Только тронь меня своей ахатиной, я тебе потом отрежу твою единственную хотину. Понял меня?! — вскакиваю с кровати, прижимая к себе полотенце.
— Я пошутил про ахатину, просто мазь на основе улиточной слизи.
— Шути сколько влезет, а меня не трогай, ни ахатиной, ни другой хотиной. Я понимаю, что это твой дом, но раз ты впустил меня сюда, будь так добр, выйди отсюда. Я хочу побыть одна и немного полежать, можно?
— Можно. Выпей содержимое стакана, полежи немного и спускайся на обед. Может после ты остынешь, и я намажу тебя.
— Мечтай. Что в стакане?
— Афродизиак, — ставит с грохотом
Я тут же надеваю белье и, как ни странно, накидываю на себя футболку Ильи. Тут надо включать здравый смысл, вся моя одежда обтягивающая, что явно сейчас вызовет дискомфорт. Вообще, конечно, лучше ходить голой, но этот вариант исключается. Присаживаюсь на кровать и начинаю рассматривать мутную жидкость в стакане.
— Выпей это, пожалуйста. Папа говорит так надо, — плюхаясь ко мне на кровать, с улыбкой произносит Матвей.
— Он тебя сюда послал, чтобы я это выпила? — странное дело, почему мне приятно от этой мысли?
— Ага. Ну я и сам захотел прийти, пока папа говорит с тетей Катей. Выпей, а потом она уйдет, и мы пойдем кушать.
— Матвей, — беру стакан и залпом выпиваю содержимое стакана. — А кто это такая эта тетя Катя? Ну кем она приходится твоему папе? Просто соседка? — молодец Аня, дожми пятилетнего ребенка. — Может они близко дружат? — мне-то какое дело?
— Она хочет дружить, а папа не очень. Мне кажется, она хочет стать моей мамой, но она некрасивая, поэтому мне не нравится. И длинная очень, а еще у нее есть Вова.
— А Вова это кто?
— Ее сын. Тоже некрасивый, длинный и злой.
— Правильно говорить высокий.
— Ну высокий.
— Получается папа часто тебя оставляет с этой некрасивой тетей и ее злым сыном, который наверняка старше тебя, да?
— Не каждый день, но бывает. А Вовка уже в третий класс ходит.
— Да уж, хорошего ребенка Вовочкой не назовешь.
— Почему? — улыбаясь произносит Матвей.
— А потому что про Вовочку много анекдотов.
— А папа хороший, — неожиданно выдает Матвей.
— А почему ты мне сейчас об этом говоришь?
— Ну потому что он хороший. Это же самое главное.
— Точно, это важно. Я в детстве тоже всех распределяла на хороших и плохих, хотя и сейчас тоже бывает.
— Папа сказал, что ты перегрелась на солнышке, хочешь я тебе мясо принесу из морозилки?
— Не стоит. Само пройдет. Матвей, а как тебя папа называет… ну ласково?
— Матвей, — смеясь произносит ребенок. — А как же еще?
— Понятно. Ну ладно, не думай об этом.
— А пойдем погуляем с собачками?
— Давай чуть позже, я немножко полежу, а к вечеру погуляем.
— Хорошо, пойду папе помогать тарелки ставить.
— Давай.
Матвей встает с кровати и вприпрыжку бежит на выход. А мне почему-то становится так паршиво, и вовсе не из-за того, что пылает тело и лицо, мне до боли жалко этого мальчика. Чертов ПМС!
***
— Аня, пойдем кушать, все готово, — дергает меня за руку Матвей, ловко выводя из царства Морфея. — Тетя Катя ушла. Вставай. Или ты не хочешь? — хотела бы я сказать, что не хочу, да вот только желудок живет своей жизнью.