Куплю Рога родному мужу
Шрифт:
А проснулась ночью.
Оттого, что стало теплее.
Оттого что меня обнимают.
Судорожно вздохнула и прижалась к нему спиной.
– Спи, Женя, – устало пробормотал Игнатов и поцеловал меня в макушку. – Обо всем утром.
Я затихла, боясь спугнуть это крохотное, словно маленький светлячок, ощущение счастья. Он вернулся. Не просто в дом.
Он вернулся ко мне…
28
28
– Извини, что уехал молча. Ты переживала, – его хриплый голос и легкие прикосновения вырвали меня из сладкой дремы. Распахнула глаза. Это не сон, Игнатов
– С чего ты взял? – пытаюсь улыбаться.
– У тебя опухшие от слез веки. И ты за весь день абсолютно ничего не съела.
Вместо ответа накрылась одеялом с головой.
– Жень, – тихо позвал Денис, оттягивая краешек, – ну что ты как маленькая. Мне правда нужно было срочно уехать.
Я промолчала, но одеяло откинула. Соскочила с постели. Тараканы в моей голове требовали скандала и справедливости. Сама же, если честно, не понимала, насколько я могу требовать честности. Кто я ему? А он мне? Бред какой-то…
– Будем ссориться? – моментально просек мое настроение Денис и вальяжно развалился на кровати, закинув руки за голову.
Черт! Ну что за напасть! Знает ведь, что красив, видит, что крышу у меня рвет от его обнаженного торса. Издевается, что ли?
Я разозлилась еще больше. Уперлась руками в бока, прикусила губу, чтобы подобрать слова побольнее… Но посмотрела на довольную улыбку Игнатова, на его влюблённый взгляд и что-то как-то сдулась. Вот ведь засада! Впервые в жизни, можно сказать, скандал решила закатить на пустом месте, и то не дали… Но высказаться все же решила:
– Я просто не понимаю, что должна делать. Ты пропал, никаких указаний. Сидеть и ждать? Сколько? Пока продукты не закончатся или пока полиция не приедет? Игнатов, скажи, а? Проинструктируй, как жить дальше?
– Ноутбук я починил, – просто ответил он, садясь на кровать. – Там просто отошла батарея, а потом нужно было ввести пароль пользователя через командную строку. Извини, не вспомнил об этом сразу. Сегодня ты будешь в курсе событий. Кратко за последние 10 часов: заведено уголовное дело на тебя. Работают 4 адвоката на защите. Пока неофициально. Официально будет числиться пока только тот, которого государство по закону выделило. Но и он приступит к обязанностям, когда объявишься ты. Искать тебя никто не собирается. Дело на контроле у окружного нашего генерала, он в курсе событий. Но это не значит, что ты можешь спокойно выходить на улицу. Толпа все еще бушует.
Сейчас занимаемся тем, что подливаем масло в огонь. Подготовлено несколько коллективных жалоб к руководству завода, параллельно поданы заявления в прокуратуру. Все это громко обсуждают. Попутно выходят жалобщики по другим темным делишкам Плотниковых. Мы выходим на связь с этими контактами. Ищем тех, кто действительно пострадал, собираем заявления…
Денис говорил спокойно и непринужденно, словно о соседях, которые полдня скворечник к березе приколачивали, а у меня все равно волосы на затылке шевелились. Эта грязь, мерзота, которой занимался Плотников, она все равно меня касалась. Все равно я частично была замешана. Так думают люди, так они считают, и совершенно правы. Я его супруга, жила за его счет, довольствовалась благами, и мне ведь неважно было, как он их заработал. Я жила в золотой клетке, терпела… А значит, не задумываясь, оправдывала все, что творилось у меня за спиной…
Прикрыла
Игнатов в две секунды оказался рядом, накрыл мои плечи одеялом и снова заключил в свои медвежьи объятия.
– У моей бабушки хорошая знакомая была, – слова давались с трудом. Но выяснить я хотела все здесь и сейчас. – Я в комментариях под своей фотографией ее увидела. Она писала про пропавшую дочь, Зою Пересмешникову. Я сейчас про ту молодую женщину, что приходила на собеседование и исчезла… Хотя, наверное, их много было таких, да?
Игнатов шумно сглотнул, замер. Его напряжение и скованность были настолько осязаемыми, что стало понятно, я попала в самое яблочко. И я тоже застыла, чувствуя, как сердце моментально обрастает колючей коркой льда.
– Ты ведь все это затеял ради вот таких пострадавших, да? Не ради обманутых пайщиков и работяг, не ради игроманов, которые просаживают все деньги на автоматах. Не ради честных выборов и невыполненных обещаний. Ты их выискиваешь, да? Родных, кто когда-то побоялся идти против Плотниковых, а теперь, возможно, решится …
Игнатов рвано вздохнул. Его боль, рвавшаяся наружу, казалось, резала и мою грудь. Он ответил просто:
– Да… Да, Женя.
– Их много?
– К сожалению. Но готовы идти до конца единицы. Те, кому уже нечего терять. Как подруге твоей бабушки, матери Пересмешниковой.
Меня затрясло. Вцепившись в волосы, я завыла. Нет, даже не завыла, а какой-то дикий истошный скулеж вырвался из моей груди.
Если бы не Игнатов, то я бы сейчас уже стояла бы у обрыва. И шагнула бы не задумываясь.
Мне не нужно было читать комментарии, чтобы понимать, насколько нас, Плотниковых, ненавидят. И я причастна, причастна ко всему этому! У моего мужа руки по локоть в крови. Он творил… а потом приходил домой. Трогал меня, пользовался мной…
Я выла. Рвала волосы на себе, вырывалась из рук Игнатова. И кричала ему в лицо:
– Ненавижу себя! Ненавижу! Я ненавижу себя…
… даже больше, чем мужа… Почему я позволяла себе быть настолько слепой и слабой? Почему я не стала бороться?
Кажется, Денис пытался что-то говорить, объяснять успокаивать, но боль, приумноженная на отвращение, выплескивалась из меня, засасывая в черную дыру мою реальность и сознание.
В какой-то момент Игнатов, поняв, что я достигла точки предела, скрутил меня и потащил в ванную. А потом включил ледяной душ.
И я снова кричала, царапалась и вырывалась, совсем обезумев. Это продолжалось еще долго. И только вид крови, смешавшейся с водой, наверное, меня отрезвил. В каком-то оцепенении посмотрела на разодранные руки Игнатова и обессиленно сползла на дно ванны, все еще поскуливая.
Денис выключил воду, и опустившись, сел рядом с ванной на пол, тяжело дыша.
Каждая секунда отдавалась болью в висках и груди. Тишина отрезвляла. Выжженная пустота в груди пугала больше всего. Голос Игнатова, хриплый, надрывный, словно он вместе со мною кричал, прозвучал приговором:
– Главное, ты жива, Женька. Жива! Запомни это.
29
29
Он обтер меня бережно подогретым махровым полотенцем, укутал в халат и отнес на кровать. Влил в рот какое-то успокоительное. Все это время я была лишь безвольной куклой, без мыслей, без чувств, без желаний.