Куплю тебя за миллион

Лакс Айрин

— Да, извините. Это просто мысли вслух. Я вас слушаю, конечно…

* * *

После того, как Петр Николаевич озвучил диагноз, Бекетов задумчив и молчалив больше обыкновенного. Он и так не особо разговорчивый мужчина, а после посещения кабинета гинеколога вообще молчит, словно язык проглотил.

Мне нельзя принимать агрессивные гормональные препараты. Таблетка, чтобы беременность не наступила, тоже противопоказана. Петр Николаевич сказал, что следует подождать две с половиной-три недели, потом нужно сделать тест

на беременность, сдать кровь на ХГЧ. В случае, если все в порядке, то он назначит мне щадящие контрацептивы.

Но в случае если беременность наступит, придется делать аборт.

Иначе говоря, на две или три недели я превратилась в бомбу замедленного действия. Причем, эффект может быть неожиданным даже для меня. Вдруг сделав аборт сейчас, я потом вообще никогда не смогу иметь детей?!

Бекетову-то плевать. Его во мне только секс интересует… Я опасаюсь заглядывать в его ледяные глаза, не хочу видеть в них сейчас безразличие и твердую решимость избавиться от нежелательных последствий.

Глеб хмурится. Он никогда не ошибается, а порыв заняться сексом без резинки сейчас кажется ему катастрофической ошибкой.

Бекетов молчит, и тишина как никогда кажется мне гнетущей. Я пытаюсь разбавить ее болтовней, но Глеб не реагирует. Я словно с асфальтом под ногами разговариваю, а не с живым человеком.

Молча выходим из клиники, молча подходим к машине.

— Можешь заехать в Старбакс? Сегодня жарко, я хочу выпить стаканчик охлажденного чая. Персиковый или жасминовый. Что думаешь?

Бекетов молча придерживает меня за талию и неуклонно задает направление: на заднее сиденье. С таким педантичным упрямцем этот жест значит довольно многое. В клинику Бекетов отвез меня, позволив сесть на переднее сиденье, но сейчас снова разжаловал меня до заднего.

— Давай я прыгну прямиком в багажник? — спрашиваю ехидно. — И забудь о моей просьбе. Я ничего не хочу.

— Помолчи. Болтаешь много.

С обидой забираюсь на заднее сиденье. Машина Глеба срывается с места. Я сбрасываю легкие босоножки со ступней, забираясь с ногами на сиденье.

— Сядь как положено! — требует Глеб. — И пристегнись. Задние сиденья тоже оборудованы ремнями безопасности.

— Говорю же, надо сразу прыгать в багажник. Там я не буду тебя раздражать ни тем, что я делаю, ни тем, что говорю, ни даже фактом своего существования.

— Будешь действовать мне на нервы, я тебя усажу на переднее сиденье. Только твоя голова будет под рулем. Я тебе рот до самой глотки членом заткну!

Внезапно нашу машину сметает ударом и бросает влево, на встречную полосу…

* * *

Машину заносит в лихом вираже. Бекетов перехватывает руль крепче, пытаясь выровнять ход и избежать столкновения. Слышится визг тормозов.

Есть большая вероятность, что мы погибнем. Жизнь не проносится перед моими глазами. Я лишь боюсь, что не успела сказать Бекетову самого главного, поэтому выпалила:

— Бекетов, я тебя люблю! Возможно, ты снова подумаешь,

что я ни черта не понимаю в этой жизни и слишком мала, но я точно уверена, что люблю тебя и хочу, чтобы ты это знал!

Перед глазами ряд несущихся машин смазывается размытым пятном. Зажмуриваюсь в ожидании страшного удара.

Вместо этого машина резко разворачивается и встает, как вкопанная.

— Сиди здесь. Я разберусь.

Слышится хлопок двери. Замерев от испуга, через минуту я открываю глаза. Бекетова в машине нет. Наша машина снова находится на своей полосе, но стоит поперек дороги, перегородив движение остальным машинам.

Я вылезаю из Мерса на трясущихся ногах. Ищу взглядом Глеба. Но прежде вижу, что его приказ сесть на заднее сиденье, возможно, спас мне жизнь. Правая сторона, там, где находится сиденье пассажира рядом с водителем, сильно вмята внутрь…

Я ошарашенно смотрю на гнутый металл.

Это столкновение могло обернуться страшной аварией…

Но я выжила!

— На кого работаешь? Отвечай! — слышится рык Бекетова.

Словно очнувшись, срываюсь с места на голос мужчины.

Он стоит у машины, которая влетела в нашу, распахнул дверь со стороны водителя. Крепко держит молодого паренька за глотку.

— На кого ты работаешь?! — грозным тоном спрашивает Глеб.

— Ни на кого, ни на кого… — лопочет молодой паренек. — Это машина папы! Я…

— Думаешь. я поверю в эту хуету?!

Следующим жестом Глеб вынимает пистолет, припрятанный под пиджаком, отвешивает удар рукоятью пистолета по скуле парня. Отточенным жестом, словно делал это тысячу раз, засовывает дуло в рот парню.

— Выстрелю тебе в глотку. Через три секунды. Если не перестанешь врать.

— Глеб!

Щелчок слышится отчетливо громко. Даже громче судорожных рыданий парня.

— Глеб, я думаю, что он реально ни на кого не работает. Ему лет семнадцать от силы! — пытаюсь привлечь внимание Бекетова.

Его лицо сейчас видится сплошной маской, без капли сочувствия и эмоций. Просто машина, механизм которой отточен до совершенства. Действует без осечек и бьет на поражение.

— Две…

Парень воет еще громче, содрогаясь всем телом.

— Глеб! — осторожно трогаю его за локоть. — Бекетов, блин, посмотри на этого обкуренного подростка! Он обделался… Посмотри на кресло. Он обмочился от страха! Неужели ты думаешь, что все подстроено нарочно таким трусом?!

— Какого черта ты вылезла?!

— Ты же не убиваешь детей. Ему лет семнадцать.

Бекетов вынимает пистолет, брезгливо вытирает дуло о футболку перепуганного и воющего парня.

— Я взял машину у папы. П-п-п-покататься. Я не думал, что не справлюсь с управлением…

Глеб обходит машину парня, я следую за ним по пятам, опасаясь, как бы он ни начал палить из пушки.

— Пробей номер. Срочно, — отрывисто бросает в телефон. — А ты сядь в машину и не светись. Я же сказал. Сиди. В машине. Какого черта тебе было неясно?!