Курсанты Академии
Шрифт:
— Мама, — Эйми нервно сглотнула слюну, — а ты скажешь папе, что написал мистер Лианг?
Алисия затеребила длинные темные волосы. Смотрела она мрачно.
— Я должна… Должна сказать, ведь меня могут вызвать на собеседование. И как я тогда объясню Рику, почему скрыла от него?.. Ладно, так и быть, не скажу. Если ты пообещаешь, что будешь стараться.
Эйми с облегчением вздохнула.
— Обещаю, — она от души надеялась, что мать сдержит слово.
— Тогда принимайся за уроки. Рик уже скоро придет.
Алисия вышла и затворила за собой дверь. Эйми вытянулась на постели. Ничего не переменится, что бы там ни говорила мать!.. И чего бы там она, Эйми, ни делала,
Она упрется в эту стенку, когда учителя начнут намекать, что тот или иной предмет более полезен для девочки. Когда члены совета колледжа начнут говорить, что это неправильно и даже эгоистично — ходить на такие-то и такие лекции. Поскольку она не мальчик и в жизни ей эти знания никогда не пригодятся. И если она упрется в стенку не сейчас, позже это все равно произойдет. Когда она выйдет замуж и обзаведется собственными детьми.
Можно, конечно, и не выходить замуж, но тогда ее ждет страшно одинокая жизнь. Чего бы ни достигла такая женщина, люди все равно будут говорить, как она антисоциальна. И даже по-своему жалеть ее. Что еще хуже, чем открытая ненависть. И ей придется жить в специально предназначенном для одиноких алькове.
Если не повезет и она не найдет себе приемлемую компаньонку. Но еще надо добиваться разрешения делить с ней комнату.
Алисия уже давно уперлась лбом в стенку, хотя и позже, чем многие другие. К тому же у нее есть любящий муж. Он и поможет, и утешит, что уже само по себе прекрасно. Даже те пары, где супруги просто ненавидели друг друга, неохотно шли на развод. Ведь это означало потерю в статусе, переезд в более тесное жилище. И вполне естественно, что Алисия хочет для дочери лучшего будущего. Ведь, по сути, в жизни у нее ничего, кроме мужа и дочери, просто нет.
Таких женщин, как Алисия, было немало. «Сублимированный антисоциальный индивидуализм» — вот как характеризовалось их поведение в учебных книгах-фильмах, которые Эйми сканировала в школьной библиотеке. Многие женщины пережили своих детей и даже внуков, надеясь на лучшее и вместе с тем осознавая, что есть предел их амбициям. Надежда на будущее, передаваемая из поколения в поколение, — только это заставляло их держаться на плаву… Однако и они знали, что слишком выделяться, пусть даже в самом хорошем смысле, не следует, иначе это вызовет неодобрение окружающих. Вот одна из главных причин, по которой ее родители отказывались выставлять напоказ свои привилегии, заработанные честным трудом. А когда пользовались ими, делали это с таким извиняющимся видом…
У мужчин были свои проблемы. Наверное, им они казались не менее тяжкими. Многие мужчины ломались, не выдерживали бремени, которое накладывает семья, целиком зависящая от одного кормильца.
У психологов имелось какое-то специальное название и для этого синдрома.
Короче, Эйми совершенно отчетливо представляла свое будущее. Возможно, ей вовсе не следовало заглядывать в эти книги-фильмы по психологии и социологии, предназначенные сугубо для взрослых, да к тому же еще и специалистов. Родители обязательно обзавелись бы вторым ребенком, если б им разрешили. Ведь Алисии все равно было нечего делать, кроме как заботиться о ней, Эйми, и отце. Да еще поддерживать приличные отношения с соседями и коллегами мужа. Неудивительно, что, живя в таких условиях, многие женщины не испытывали особой привязанности к своим детям. А когда она, Эйми, вырастет, мать будет дожидаться неизбежного появления внуков. И перенесет все свои надежды на них. Какое же это страшное испытание: притворяться, что
Счастливые семьи делают город лучше — вот какое мнение здесь бытовало. Матери и жены созданы делать свое дело и чувствовать, что исполняют при этом гражданский долг. Мать Эйми привязана к ней, затем привяжется к ее детям и…
Нет, раз большинство настроено именно так, лучше уж ничего не знать и не ведать. И плыть по течению, смирившись со своей судьбой.
Она скрестила руки на груди. У нее есть одно достижение, и никто не в силах отнять его. Она лучшая бегунья по дорожкам в городе. И она не бросит этого занятия до тех пор, пока не постареет, станет слишком медлительна для гонок. А может, такой день не наступит вовсе. И даже если она сделает ошибку и погибнет на бегу, что ж, все равно лучше, чем умереть, уперевшись лбом в стенку. Родители смогут завести другого ребенка, а то и двух, и потеря одной жизни для стального муравейника, кишащего людьми, ничего не значит. Она умрет со спокойной совестью, зная, что освобождает тем самым место для кого-то другого, возможно, менее строптивого члена общества.
В учебниках психологии имелись термины и для таких идей и понятий, и в целом расценивались они как болезнь. Пусть так. Еще одна причина не слишком переживать по поводу того, что может с ней случиться во время гонок.
— Эйми Барон-Штейн, — произнес монитор в холле, — к вам посетитель.
Эйми взглянула на сероватую физиономию робота — просто пародия какая-то на человеческое существо. Она не слишком любила роботов, а этот, с плоскими глазками и противно кривящимся ртом, выглядел самым мерзким из всех.
— В чем дело? — спросила она.
— Пришел человек. Хочет поговорить с вами, — сказал робот. — Просил меня проводить вас.
— Да кто это, черт возьми?
— Велела назвать свое имя, если вы спросите или не захотите видеться. Это Шакира Льюз.
От изумления Эйми разинула рот.
Дебора Листер подвинулась поближе и ткнула ее кулачком в ребра. Шакира Льюз не занималась гонками вот уже несколько лет, но Эйми о ней знала. Киоши Гаррис считал ее лучшей девушкой-бегуньей всех времен. В последней гонке Шакире удалось обойти целых три шайки из Бруклина. Это событие вошло в легенду.
Она была лучшей, подумала Эйми. Сейчас лучшая я.
— О Эйми!.. — простонала Дебора. — Ты будешь с ней говорить?
— Что ж, можно.
— Тогда опоздаешь в шахматный клуб, — сказала ее белокурая подружка.
— Значит, опоздаю.
— Я с тобой! — воскликнула Дебора. — Я хочу это видеть!
— Мисс Льюз хотела видеть Эйми Барон-Штейн, — пробубнил робот. — Она не упоминала о…
— Да заткнись ты! — рявкнула Эйми. Глаза у робота немного расширились. Очевидно, это означало удивление. — Она ведь не говорила, что я не имею права взять с собой подругу?
— Нет, не говорила.
— Тогда веди нас к ней.
Робот развернулся и повел их по коридору, в который выходили двери кабинетов, затем — через холл, где толпились ученики. Эйми недоумевала. Почему это Шакира Льюз выбрала для встречи такое место и время? С чисто технической точки зрения здешние роботы-мониторы вовсе не были предназначены для того, чтоб поднимать учащихся наверх, ну, разве что в аварийных ситуациях. Просто этот робот был, очевидно, слишком глуп и не усвоил, что разрешено, а что запрещено. Он маршировал впереди на негнущихся ногах, спина неестественно прямая. Чертовы роботы, подумала она, отбирают работу у людей. И эти мониторы тоже когда-то заменяли люди.