Кутузов
Шрифт:
Поле перед Мачином озарилось бивачными кострами. Солдаты отдыхали от тяжелых трудов и лакомились припасами, захваченными в лагере Юсуф-паши: тут было найдено много сарачинского пшена, меда, коровьего и розового масла и варенья. Особенно по вкусу пришелся воинам изюм, который они ели горстями, сидя у костров. В сторонке один из егерей возился над небольшим бочонком, в каковых обычно хранится изюм. Он взял камень, выбил дно и захватил полную пригоршню ягод. И вдруг выбросил все обратно, стал отплевываться и что было мочи бросил камень в бочонок.
Михаил
– Что ты, братец, творишь с добычей?
– Так что, ваше превосходительство, – ответил тот, вытянувшись во фрунт, – турок изюм отравил! Как есть – чистый яд!..
Кутузов наклонился к бочонку и увидел прекрасные соленые маслины.
– Федор! – улыбаясь, сказал он. – Егерю от меня червонец! Я у него покупаю добычу!..
– Ваше превосходительство! – обрадовался солдат. – Может, еще купите у меня турецкого гороха? Какой-то дюже крепкий горох. Сколько мы его артелью ни варили, не поддается, проклятый...
В изрядном мешке оказался превосходный кофе, за который генерал-поручик тотчас же приказал заплатить, добавив:
– Первый червонец твой, а вот второй раздели, братец, на всю артель...
Уже возвращаясь в штаб, Михаил Илларионович услышал, как за кустами, у спуска к речке, два солдата горячо обсуждают что-то, и остановился, Он чувствовал, что начал сильно полнеть: в конной атаке при Мачине впервые ощутил, как прыгают при галопе у него груди. Тяжело слезая со своего Зефира, Кутузов укорил себя:
– Да, друг мой! Ты сделался, право, изрядный и преизрядный брюхан!..
Приказав Федору Кутузову ожидать на месте, генерал-поручик тихо пошел на голоса.
– Опять нашего Чижика наградой обнесли... – говорил чей-то резкий альт.
– Что, Сергей снова отличился? – вторил ему другой голос, низкий и хрипловатый.
– Да еще как! Сам свидетель. Как турку-то мы сбоку обошли, он четверых бритоголовых на штычок наколол...
– А помнишь, при Измаиле? Офицера заменил!
– Еще бы не помнить! Поручик нашей роты был ранен, не доходя до рва. Ударило ему в грудь картечью. Упал с хрипением. Да ухватил меня за галстук. Я гак и преклонился до земли...
– А я, – басил второй гренадер, – был там оглушен камнем. Он ударил меня меж плечами. Два раза меня ткнули дротиком в мундир. И банником получил несколько ударов в голову. И все же Чижик был самый достойный!..
– Истинно так, Мокеевич! Он первый взошел на батарею. А мы еще внизу были. И там услышали, что отрезаны сзади и что турок всех режет и убивает. Тут-то Чижик взял у какого-то мертвого офицера саблю, зачал махать ею и кричать: «Друзья! Вперед! Ко мне!» И мы, ободрясь, перелезли первый порог и бруствер. И на батарее все оказались. И сколько нашли турок – побили...
– Нет, – хрипловато говорил второй, – видимо, справедливости на сем свете надо ждать-пождать, да и не дождешься. Что делать! И ты, чай, не великий господин. Да и Чижик не из царской ранжереи ягодка и не заморское сарачинское семечко...
Михаил Илларионович раздвинул кусты и увидел при свете полной луны двух
При виде корпусного начальника гренадеры вскочили, вытянулись во фрунт и молодецки гаркнули:
– Здравия желаем, ваше превосходительство!
Вопреки ожиданиям Кутузова, обладателем резкого альта оказался долговязый солдат, а низкий голос принадлежал неказистому подстарку Мокеевичу.
Ласково ответив на приветствие, Михаил Илларионович спросил, точно ли этот гренадер таков, как они о нем говорят.
– Да мы, ваше превосходительство, еще и сотью не воздали ему за его заслуги, – не робея перед генералом, пояснил ветеран.
– А отчего у него фамилия такая – Чижик? – полюбопытствовал Кутузов.
– Это не фамилия. Это прозвище, – сказал тенористый малый. – Звать же его рядовой Сергей Семенов.
– Что же он, тщедушен? Ростом не вышел?
– Какое, не вышел! Косая сажень в плечах! – дружно ответили оба солдата.
– Да больно весело песни играет и побасенки сказывает складно, – добавил Мокеевич своим басом. – Вот и прозвали: Чижик...
Михаил Илларионович поблагодарил солдат за то, что они так признательны к своему сотоварищу, и отправился к поджидавшему его адъютанту. Несколько дней протекло в обычных заботах. Наконец при полном собрании генералитета, полковых и батальонных командиров велел он позвать рядового 1-й гренадерской роты Ярославского полка Сергея Семенова.
И вот явился высокого роста молодец – волосы как солома, нос луковицей, глаза словно два василька.
– Славно, брат Семенов! – встретил его начальник корпуса. – Благодарю тебя за находчивость и неустрашимость! Адъютант! Сейчас галун на него!..
Пока Федор Кутузов прикалывал булавками галуны на солдатский мундир, Михаил Илларионович объявил, что жалует Семенова знаком отличия. Он обнял, поцеловал богатыря и велел выдать ему манерку русской горилки.
5
Победа при Мачине имела далеко идущие последствия. Она довершила то, чего не удалось добиться взятием Измаила: верховный визирь направил Репнину предложение возобновить мирные переговоры. Одновременно с Мачинской битвой генерал Гудович на Кавказе взял 22 июня штурмом крепость Анапу, а 31 июля эскадра контр-адмирала Ушакова разбила и рассеяла у Калакрии турецкий флот. Репнин спешил воспользоваться плодами всех этих побед. 31 июля в Галаце были подписаны предварительные условия – ими подтверждались все пункты Кючук-Кайнарджийского договора: Россия приобретала земли между Бугом и Днестром; Черное и Азовское моря и черноморские проливы были открыты для русского торгового мореплавания.