Кузнец
Шрифт:
– А как надо было?
– Нечто сам не знаешь? Сначала надо было узнать, кто здесь кто? Кто с кем дружит, кто с кем воюет? Какая за кем сила стоит? Вот, как узнал все это, тогда можно и зубы показывать. И тоже, с головой нужно делать все. А он, видно, больше ягодицами думал.
– Это да. Так, что теперь будешь делать?
– А подожду.
– Думаешь, воевода после иначе рассудит.
– Нет. Воевода-батюшка Василий Никитич иначе не рассудит. Только вот лихоманка его бьет. Похоже, не долго ему осталось. А там и поглядим.
На этом пока разговор закончился. Хабаров отсчитал мне серебро, забрал ружья. На том и расстались. А я стал думать дальше. Со своим десятком я, похоже, уже поладил. Серебра казачки получают раза в три больше, чем государево жалование. Да и с житом у них все неплохо. Главное же, что мы стали друзьями. Вечерние посиделки, стройка, где все намахались топором, натаскались бревен, не просто сблизила нас, объединила. Только десяток – это немного. Пришла пора новых искать. Но ехать самому не гоже. Почему? Не знаю. Впрочем, знаю. Все же я здесь человек новый. Реально, сколько я в этом мире? До полутора лет не дотягивает. Людей не всегда понимаю. Тут нужен свой. Совсем свой, причем такой, чтобы и для меня был свой. Кажется, здесь все понятно: казаки здесь свои. Так, да не так. В этом мире они, конечно, свои. Только вот не в Якутском воеводстве. Здесь они тоже все пришлые.
Думал я не один день. Пока случайно, обходя свое хозяйство не обратил внимание на работников. Большая их часть работала молча, без нареканий. Ко мне обращались редко, недовольства не высказывали. Тем более, что еда у них стала лучше, чем прежде, денежек за лишнюю работу подкидывал, стал давать время на собственные занятия. Но был один, кто сразу обращал на себя внимание. К нему шли с проблемами, спорами. Он, по сути, руководил работами. Речь идет о мужике, похожем на цыгана. Я расспросил о нем грамотея при складе, подумал и решил попробовать договориться с ним.
Утром, нарядив работных людей на работу, а казаков на службу, велел позвать к себе того «цыгана», что в первый день мне зубы показывал. Звали его Степаном. Прозвище было «смоленый». И если вспомнить, что цыгане на Руси объявились только при матушке Екатерине, а в Сибири и того позже, очень меткое прозвище. Волосы и глаза, как смоль, кожа темная, дубленая. Некогда был он промысловым человеком не из последних. Людей знал, люди его знали. Но попал в кабалу, потому и оказался на солеварнях.
Цыган, войдя в светлицу, посмотрел на меня с вызовом: дескать, чего надо?
– Садись, Степан. Разговор есть.
– Об чем нам говорить, Кузнец? Ты десятник, я – кабальный.
– Раз позвал, значит, есть разговор, – ответил я, приподнявшись над столом. Прием этот я уже давно выработал. Как осознал, что ростом я буду повыше, чем все, кто до сих пор встречался в это время. Все же, почти два метра – это даже в XXI веке совсем не маленький мальчик. Я, еще не встав полностью, уже изрядно возвышался над собеседником.
Тот сел. Вызова
– Чего звал-то?
– Скажи мне, Степан, хотел бы ты из кабалы выбраться?
– Оно, конечно, кабала – не жена, не сестра. Только куда ж я денусь? Ты ж меня не выкупишь.
– Может, и выкуплю. Если службу сослужишь.
– Украсть что нужно, али порешить кого решил? – усмехнулся «цыган».
– Красть я не приучен, а порешить и сам могу, коли надо будет. А будешь сильно рот разевать, можешь и зубов лишиться.
– Шуткую я. Не серчай. Что за служба, десятник?
– Другой разговор. Нужно мне, чтобы ты съездил с моим казаком в Илим и Якутск, поговорил с людьми.
– С кем говорить-то?
– С беднотой. С бобылями, с подказачниками, с теми, кто к богатым людям покрученниками идет. Только мой интерес к тем, кто не просто щи пустые хлебает, а тем, кто хотел бы лучшую жизнь получить на вольной земле.
– Поход задумал, Кузнец? Атаманом решил стать?
– Пока про то говорить не будем. Только тех людишек, что сам отберешь, сюда привезти надо. И тихо все нужно делать. Для всех, идут они ко мне покрученниками. Понял?
– А много ли людей надо?
– Не очень. Десяток наберешь – молодец будешь? Два десятка – совсем хорошо. А больше пока и не надо.
– А мне что с того будет?
– Вольная будет. Дам я тебе денег, чтобы кабальную запись выкупить. Много должен?
– Три рубля серебром.
– Сделаешь, будут тебе три рубля.
– Так, на что тебе людишки? На что их звать?
– А вот послушай. Есть за Становым хребтом, да за Байкалом-морем река. Называется Амур. Земля там богатая. Хлеб родит два раза в год, яблоки цветут, овощ любой вырастает. Есть там и пушной зверь. Есть серебро, торгуют там тканями камчатыми, товарами разными.
– Это та земля, что письменный голова Василий ходил? Да, всех людей сгубил?
– Да, Степан. Только он без головы ходил, а мы сходим умно. Осторожно. И будем с прибытком. А может быть, там и останемся жить, если житье будет привольное.
«Цыган» задумался. Ковыряя пальцем выщерблину на столешнице, не прикрытой скатертью. Потом махнул рукой.
– А, давай, Кузнец. Коли сгинем там, так хоть поживем напоследок. А может и вправду хабар нам обломиться. Ехать когда?
– Я с братами-казаками переговорю, так и поедешь. Думаю, через дня два или три.
В своем десятке я много говорил про Приамурье, про богатство края, про то, как можно там вольную жизнь построить. Слушали хорошо, соглашались. Новые, богатые земли, да еще такие богатые – были заветной мечтой каждого в Сибири. На новых землях можно и богатство найти, и высоко взлететь. Казаки помнили, что совсем не из богатых и знатных семей вышли Перфильев или Бекетов, ставшие детьми боярскими и известными богатеями. Постепенно я подводил их к мысли о походе. Точнее, что к такому походу хорошо бы подготовиться.