Кузнец

Бляхер Леонид Ефимович

Тем временем зима совсем настала. Снег лег глубокий. Река стала. Да и не такая широкая она в тех местах. Тем более, что посреди реки был остров. Лед был прочный. Не до дна, но с метра полтора-два точно. Морозы стояли лютые. Хорошо, что печи были. А где-то, например, у меня и у Хабарова были поставлены трубы и дым не выедал глаза. Знай, не забывай дрова подбрасывать.

Но про затаившихся до времени дауров не забывали. На стенах всегда стояли сторожа. Хорошо, что теплые тулупы мы загодя заготовили, да шапки с рукавицами. Собственно, дауры нам и не давали забыть про себя. То на рыбаков нападут, что на лед пойдут свежую рыбку добыть, то охотников обстреляют. Наши, конечно, отстреливались. Но дауры, выпустив десяток стрел, бросались врассыпную и исчезали. Правда, близко к крепости

они не подходили. В крепости же жизнь продолжалась неспешная. Хабаров несколько раз куда-то выезжал с десятком казаков, вооруженных по максимуму. Куда-то посылал гонцов. Наконец, вернулся довольный.

По его словам, выходило, что нашел он нам союзников. То есть, он их еще в прошлый раз нашел. Но сами они на встречу не пришли. Оказалось, что на них напали. Они отбились. И к весне подойдут к нашей крепости. Хабаров назвал их солоны и хамниганы или конные тунгусы. Солоны уже несколько раз восставали против богдойцев, то есть маньчжуров. Но безуспешно. В последний раз они восстали вместе с даурами. Но маньчжуры смогли их рассеять, а дауры предали. Теперь солоны горели местью. Хамниганы же воевали с даурами уже больше века. По их словам, всегда. Воины они не особенно сильные. Но это конные воины, лучники. Лишним не будет. И числом они сильны. Не меньше тысячи воинов. Пока же остается ждать.

За всю зиму случилось только одно происшествие. Точнее, как я бы сказал в прошлой жизни, один срач. Хлеб, который захватили в двух городищах был разделен по числу бойцов. Выходило изрядно. Не только зиму перезимовать, а еще год потом есть. Только есть такая пламенная страсть, называется пьянство. Наши попутчики перегнали все в брагу и самогон. Дело хорошее. Я тоже немного нагнал. Кузнец я или нет. Змеевик отковал. Не хуже заводского. Самогон настоял на таежных ягодах. Получилось супер. Только никто из наших не забывали, что им еще зимовать. Попутчики же у нас птицы вольные. Пропили весь свой хлебушек, рыбы и мяса не заготовили. И когда голод припер, пришли к Хабарову «свою долю» требовать. Я как раз у приказчика земли даурской сидел. Пришли, глотку дерут, кулаками размахивают. Хабаров долго смотрел на все это безобразие. А потом и говорит:

– Не подсобишь ли, брат, Кузнец?

– Что хотел, Ярко?

– А выкини их отсюда, коли говорить по-людски не умеют.

Я встал во весь рост. Взял двух дебоширов за шкирки, поднял стукнул друг об дружку. Потом аккуратно на пол поставил. Они и сползли. Остальные присмирели.

– Так, что хотели?

– Дай хлеба, Ерофей.

– Так вам долю выдали. Где ж она?

– Не правильно делили. Мала была доля.

– Что ж ты тогда молчал, Степан?

– Мала доля, – упорно проговорил нежеланный визитер, глядя в пол.

– А я тебе скажу. Пропили вы свою долю. Весело прожили, когда мы к зиме готовились. Иль скажешь, тебе не говорили, что с голодухи помрешь? Говорили?

– Говорили. – так же глядя в пол, согласился визитер.

– Так, что ты от меня хочешь?

– Будь человеком, Ерофей. Люди голодают. Неужто сердца у тебя нет?

– Про сердце мое вспомнил. Так мы ж с тобой договаривались. Ты мне сам кричал, что за своих людей сам отвечаешь. Я тебе так скажу, Степан. Хлеб я тебя и твоим людям дам только по кабальной записи. И если ты еще хоть раз мне поперек скажешь, я тебя по той записи в закупы продам. Будешь брать хлеб?

– Да, ты кто такой! – вскинулся Поляков.

– Как хочешь – спокойно ответил Хабаров – Другого слова у меня для тебя нет. Уходи.

Поляков опустил голову. Было видно, как в нем сражается гонор и желание как-то выжить в зиму. Наконец, голод взял верх.

– Буду, – буркнул он.

На том буча и кончилась. Запись составили. Хлеб выдали. С тех пор якутские казаки, да и охочие упражнялись вместе со всеми. Я решил, что десятками их ставить будет неправильно. И поляковских, и прочих ставили человека по два в десяток. Потихоньку стало слаживаться. Прав ли был Хабаров? По мне, так вполне прав. В условиях пока еще враждебной страны выжить можно только вместе, если мы будем единым кулаком. Да, я старался скреплять наши отношения дружбой. Но кабальная запись – тоже инструмент

вполне рабочий. Особенно для тех, кому доброе слово никак не доходит. Как это: с пистолетом и добрым словом можно добиться гораздо больше, чем просто с добрым словом.

Так у нас сложился полный полк пятисотенного состава. Поскольку Хабаров решал стратегические задачи, я взял на себя работу с войском. Итак, у нас есть артиллерия из трех пушек. Не особенно мощно, но за неимением гербовой, пишем на обычной. Есть и кавалерия из полусотни всадников. Их взялся тренировать Трофим, который некогда служил в драгунах в Тобольске. Я туда не лез. На них будет разведка, охранение, преследование. Поскольку передвигаются в Сибири в основном по рекам, тем более на Амуре, конница здесь не очень важная часть. Ударный отряд составили триста стрелков. Полторы сотни стреляли, столько же заряжали, а также выступали пикинерами. В принципе, можно было выставить в ряд и двести. Но у меня были и другие мысли. Два десятка самых ловких я под командой Макара сделал разведчиками-пластунами. Не люблю я, когда противник знает, где ты находишься, а ты об этом даже не в одном глазу. Вот оставшиеся три десятка я решил сделать новым родом войск.

Пользуясь относительным изобилием времени, соорудили мы несколько сотен маленьких ручных бомб. Конечно, до современных гранат им было далеко, но в условиях XVII столетия – это было вполне эффективное подразделение. Дополнительно у них были пистоли или самострелы, ну и, конечно, топоры. Куда ж без них?

При всех заморочках, я находил и время на банальный сплин. Порой, глядя на все, происходящее вокруг, задавался болезненным вопросом: что я здесь делаю? Опять вспоминалась моя мастерская в Северном микрорайоне, уютная квартирка, мама и папа, даже Люда. Вот она играет на гитаре свои ирландские песенки, вот мы пьем какой-то очень вкусный коктейль в кафе «Шоколад» на площади, а вот она ночует у меня дома. И понятно, что гнать нужно такие мысли ссаной тряпкой. А не выходило. Оставалось надеяться, что мое попаданство, как возникло, так же внезапно и закончится. Хотя, как там шаманка Ленка нагадала: как Приамурье освобожу от крови, так и вернусь. Ладно, время поворачивает на весну. Отдых кончается.

Глава 8. Гуйгударова крепость

Приказной даурской земли выводил буквы. Отписки, регулярные отчеты отправлялись им и в Якутск, и в столицу. Эти отписки и караваны с ясаком были тем, что от него ждали. До тех пор, пока эти ожидания оправдывались, пока сидел в Якутске его покровитель Дмитрий Андреевич, он мог чувствовать себя хозяином. Да и помощь нет-нет, да и поступала по проложенной им дорожке. От воеводы шли указы. Причем, такие, что и выполнить их было трудно, если не просто невозможно. Господь с ними, указами. На то и есть бумага, чтобы все стерпеть. Есть указ, будет и отписка. Зато с воеводскими указами шел порох, свинец. Это было очень нужное дело. От своих людей шли малые отряды вольных казаков, шли пашенные крестьяне, которых хабаров уже сажал на землю возле городка Албазы.

Хабаров выводил: «Жил я, холоп государев, с служилыми и охочими волными людми на великой реке Амуре в Албазине городе. И что у нас похожения нашего было, и о том обо всем государю было писано в отписках к тебе, Дмитрею Андреевичю, и Осипу Стефановичю».

Эх, богата земля. Очень богата. В двух городках, что захватили казаки, да по улусам, которые поблизости лежали много добра добыто. И меха богатые. Правда, не так много, как хотелось бы. Ясыри-пленники говорили, что мало мехов потому, что они уже дань богдойцам отдали. Только там много что было кроме мехов. Тканей шелковых и камчатых было много. Богатство великое. Хабаров все по чести между казаками разделил. Как уговаривались, больше половины ушло в Якутск. Что-то в государеву казну, а что-то и воеводе. Но и то, что осталось было немало. Вон, почитай, полвойска в красных рубахах из тех тканей ходит. Было и серебро. Что в монетах богдойских, а что и в украшениях. Железа было много. Тут работы дружку Онуфрию подвалило. Из того железа воям стал он брони делать. Теперь почти все в сильных бронях. Сразу и не пробьешь.