Квартира (рассказы и повесть)
Шрифт:
Наконец получилась задержка с раствором, не подали вовремя, и Сергей, воспользовавшись заминкой, пошёл к Надюхе выяснять насчёт лака для профессорского кабинета.
Надюха, оказывается, уже побывала на трестовском складе и теперь, тщетно обзвонив хозяйственные магазины, поджидала, что вызвонит ей Магда Михайлина. Та усердно накручивала телефонный диск, но пока знакомства её не помогали — тёмно-вишнёвого лака не было. Она удивлялась, таращила в недоумении свои карие навыкате
Сергей ушёл озабоченный. Этот чёртов лак! Может потребоваться буквально через два дня. Маленькую комнату Надюха сделает мигом, второго мая уже можно будет перетаскивать книги из кабинета, а кабинет начинать надо, конечно же, с потолка: покрасить потолок, а уж потом клеить обои, это же младенцу ясно.
Ещё со двора он заметил в столярке Ирину, она тоже увидела его и выставилась в окно, подперев щёки ладонями и улыбаясь. Поднимаясь мимо неё по лесам, он хотел щёлкнуть её по носу, но она поймала его руку.
— Серёжа, разговор есть.
— Секретный?
— Ох, сразу уж и секретный, — сказала она, не отпуская его. — До секретов ли нам с тобой?
— А кто его знает? Ты девка с подкладкой.
— Ох-хо-хо, — засмеялась она, чуть кривя потрескавшиеся губы. И только теперь она выпустила его руку и отошла от окна. — Входи.
В столярке стояли два верстака, лежали доски, рейки, брусья. На скамейках, на полу, под верстаками, полно было свежей сосновой стружки, прислонённые к стене, стояли свежесбитые лотки для раствора. Склад находился в другой комнате, попасть в которую можно было только из столярки.
Ирина запрыгнула на верстак, сунула руки в рукава телогрейки. Глаза её искрились, лучились смехом.
— Говорят, тебе тёмно-вишнёвый лак нужен? — спросила она.
— Верно говорят.
— Много?
— Да пару банок надо. А что, есть?
— Есть, — сказала она таким тоном, что можно было понять: "есть, да не про вашу честь".
— Две банки? — придвинулся к ней Сергей.
— А хоть бы и две.
— Для меня бережёшь?
— Не знаю, посмотрим на твоё поведение…
— Что я должен сделать?
Сергей добрался до её рук, тёплых и маленьких, и крепко сжал. Глаза её, остановившиеся на нём, разрешали, подбадривали, тянули к себе. Кровь зашумела, заиграла в нём, но кругом было полно людей, ходили и перекрикивались совсем рядом, и Сергей торопясь, неловко обнял её, скользом поцеловал в щеку. Ирина оттолкнула его и, спрыгнув с верстака, пошла к себе. Он направился было за ней, но она велела подождать и вскоре вынесла две банки, завёрнутые в бумагу.
— Ого! — воскликнул Сергей, принимая банки. — С меня причитается…
—
— Ну, спасибо, Иринка, выручила, просто слов нет.
— Слов не надо, — сказала она со вздохом, — улыбайся почаще.
— Ладно, договорились, похохочем как-нибудь, — подмигнув ей, пообещал он.
Лак он решил немедля отнести к профессору, благо дом его был недалеко от нынешнего места работы, а то сопрут под шумок — ищи потом, свищи.
На звонок открыла Христина Афанасьевна. Она была в спортивном костюме, в брюках и курточке с красными стрелками на рукавах, в бежевом вязаном берете, лихо сидящем на макушке, — ну прямо девица-студентка, собравшаяся на воскресник.
— Ждём вас, Серёжа. Мы уже готовы. — Она легко, вприпрыжку понеслась из прихожей в кухню, и Сергей, пошедший следом за ней, увидел, что, действительно, кухня была уже подготовлена к работе: освобождена стена, отодвинута газовая плита, пол застелен полиэтиленовой плёнкой.
— Вы как, сейчас начнёте? Может, перекусите? Борщ, картофель жареный с мясом, компот, — выпалила она единым духом.
— Нет-нет, спасибо, — предупредил Сергей, — я на минутку. Вот лак достал.
Христина Афанасьевна радостно заахала, схватила банку, понюхала её, словно и в самом деле что-то понимала. Сергей поставил лак в угол прихожей и собрался было уходить, но тут выбежал Павлик, вцепился в него, повёл в кухню, усадил за стол перед раскрытым журналом. Христина Афанасьевна застрожилась на него, но он словно не слышал, ткнул карандашом в кроссворд.
— Персонаж произведения Гоголя "Мёртвые души". Бабушка называла тут всяких, но они не подходят. Давайте говорите, я буду считать буквы.
Сергей смущённо почесал затылок: хм, Гоголь, когда это было? В девятом? В восьмом? Уже четыре года после армии, два в армии да там два… Чичиков, что ли?
— Чичиков, — неуверенно сказал он.
— Фи, — разочарованно протянул Павлик, — этим Чичиковым бабушка уже все уши мне прочичиковала. Не подходит, длинный, семь букв, а надо пять.
— Я ему всех называла, — откликнулась из прихожей Христина Афанасьевна. Она гремела там пустой посудой. — Чичиков, Коробочка, Манилов, Собакевич, Ноздрёв. Кто там ещё?
Сергей поднял руки.
— Сдаюсь.
— Эх вы, лапша! — скривился мальчуган. У него были ещё вопросы, и он тотчас сменил гнев на милость. — Ладно, а вот это: быстрое повторение музыкальных звуков. Семь букв. Последняя "о".
— Я ему говорю "стаккато", а он не хочет, — сказала Христина Афанасьевна, входя в кухню и как бы обращаясь к Сергею за поддержкой.