Квинтет из Бергамо
Шрифт:
— Со своим именем, — завопил доведенный до крайности Ромео, — я имею право делать все, что мне заблагорассудится!
— Мошенник! Оно не только твое, а и мое тоже, вот уже тридцать лет, с тех пор как я, несчастная, вышла за тебя замуж!
— Ты просто дура, Джульетта!
— Ах вот до чего дошло! Теперь ты уже меня обзываешь! Остается только выгнать меня из дому, чтобы было куда привезти свою красотку из Бергамо!
Вне себя от ярости, Тарчинини схватил со стола чашку, из которой только что пил кофе, и со всей силы швырнул ее на пол,
— Что?!.. И ты посмел?.. Сервиз тетушки Паолы?!
По правде сказать, Ромео не слишком гордился собой и уже сожалел о непоправимом поступке, Джульетта же нашла в этом новый повод дать выход душившему ее гневу.
— Выходит, Ромео, теперь для тебя уже не осталось ничего святого, да? Эта девица так тебя околдовала, что ты уже готов превратить в черепки все наше фамильное наследство?! Чего ж ты медлишь? Давай, убей тогда и меня, зачем тебе такая обуза? После того, как посмел разбить чашечку тетушки Паолы, от тебя уже всего можно ожидать, убийца!
От такого лицемерия у Ромео даже слегка закружилась голова. Он уже был почти готов взорваться и сделать невесть что, но тут в комнату вошли дети и с ошарашенным видом замерли на пороге. Старший, Ренато, раскинул руки, пытаясь скрыть зрелище семейного скандала от малышей — Альбы, Розанны, Фабрицио и Дженнаро. Обернувшись к дверям, Джульетта увидела детей и бросилась к ним со словами:
— Обнимите же свою мамочку, бедные сиротки!
Несколько огорошенные ребята уставились на мать, однако самый младший, Дженнаро, на всякий случай заревел, его примеру вскоре последовал и Фабрицио. Семнадцатилетний Ренато, уже начавший постигать законы логики, воскликнул:
— Ma che, мама! А с чего это ты вдруг называешь нас сиротками, ведь вы же с папой здесь?
— Теперь это уже ненадолго!
— А почему ненадолго?
Синьора Тарчинини гордо выпрямилась и, указуя карающим перстом на вконец обалдевшего супруга, завопила:
— Вот он, полюбуйтесь на человека, который хочет убить вашу мать!
Ни секунды не веря в реальность подобного обвинения, Альба с Розанной все-таки сочли уместным разрыдаться, что дало основание Джульетте воскликнуть, в упор глядя на мужа:
— Смотри, подлец, твоих рук дело!
Ослепленный яростью, Тарчинини стал с угрожающим видом приближаться к супруге.
— Ты замолчишь или нет?
— На помощь! Помогите! — с деланным ужасом закричала Джульетта.
Увлекшись собственной игрой, синьора Тарчинини в конце концов и вправду почувствовала страх и, собрав детей, кинулась на лестничную площадку, где, естественно, боясь пропустить такой интересный семейный скандал, уже собрались ближайшие соседи, чьи ожидания оправдались с лихвой.
— Спасите меня! Спасите нас всех! — словно призывала их в свидетели и одновременно молила о помощи Джульетта. — Он грозится
Соседи ничуть не сомневались ни в нежной преданности Ромео своей Джульетте, ни в привязанности Тарчинини к своим детям, однако ради собственного развлечения сделали вид, будто на мгновенье поверили словам Джульетты. Кто-то уже задавал ей каверзные вопросы, другие лицемерно пустились утешать несчастную, и синьора Тарчинини, дабы закрепить победу, громко объявила:
— Этот человек без чести и совести решил меня бросить, оставить на произвол судьбы своих детей, чтобы под чужим именем сбежать в Бергамо, где его ждет какая-то потаскуха! Ma che! Моя бедная мама не для того произвела меня на свет, чтобы со мной обращались как с ненужной подстилкой!
Ропот одобрения подтвердил синьоре Тарчинини, что все разделяют ее мнение относительно намерений ее покойной матушки. Ромео пытался вставить слово, но тщетно. Мало того, сосед снизу, старый холостяк, видно, давно втайне завидовавший их семейному счастью, осуждающе заметил:
— И кто бы мог подумать, в вашем-то возрасте и при вашем положении, стыдитесь, синьор!
Это переполнило чашу терпения Тарчинини. Для начала он выругался как последний безбожник, в результате все как по команде замолкли, и он, воспользовавшись этим временным затишьем, завопил:
— Я еду в Бергамо, чтобы провести там секретное расследование, поэтому начальство решило, что мне лучше взять другое имя! И к тому же я ни перед кем не обязан отчитываться! А ты, Джульетта, учти, что, если ты не перестанешь строить из себя идиотку и будешь и дальше отравлять мне жизнь своими оскорбительными подозрениями, обзывать меня при людях последними словами и устраивать мне бесконечные скандалы, я разведусь с тобой, а детей заберу себе!
В ответ на провозглашенный супругом план действий синьора Тарчинини заунывно и горестно запричитала, чем произвела не самое выгодное впечатление на аудиторию, потом, укрощенная страшной угрозой, сгребла детей и, этакое воплощение невинной матери-страдалицы, вернулась к покинутому семейному очагу. А когда за ней последовал Ромео, стали потихоньку расходиться и соседи, оживленно комментируя событие и стараясь перещеголять друг друга в мрачности предсказаний, хотя в глубине души ни один из них не поверил ни слову из того, что было только что произнесено на лестничной площадке, не говоря уж о том — и это было известно каждому — что развода в Италии просто-напросто не существовало.
Когда они снова оказались у себя в гостиной, Тарчинини с упреком и горечью в голосе поинтересовался:
— И тебе не стыдно, Джульетта?
По правде говоря, теперь, когда гнев немного утих, синьоре Тарчинини действительно стало слегка стыдно.
— Неужели ты и вправду посмеешь отнять у меня малюток? — попыталась она увильнуть от ответа.
Вместо ответа супруг заключил ее в объятья.
— Ты когда-нибудь перестанешь меня ревновать, сколько можно?
— Ты такой красивый...