Кыргызская государственность и народный эпос «Манас»
Шрифт:
Эпоха Чингисхана привлекала меня издавна. В определенных кругах ученых укоренилось мнение, что государственное устройство и военная машина монголов (стратегия, тактика, вооружение) являлись для тех времен образцом совершенства. Существовало даже такое определение, как «военная демократия». В пример приводился свод чингисхановских законов и уставов, получивший название «Великая книга Ясы». Вникнув в суть дела, познакомившись с «Сокровенным сказанием», в котором историки того времени свели воедино реальные исторические факты, детали жизни Чингисхана, мифы и предания его эпохи, я пришел к убеждению, что внедрение Чингисханом нормативных положений в сферу межчеловеческого и межплеменного общения среди свободных кочевников, в частности,
По своей внутренней сути «Ясы» Чингисхана были, конечно, отражением режима не военной демократии, а военной диктатуры Жизнь человека на подчиненной монголам территории строилась по простейшему двоичному принципу – полное послушание или смерть за малейшее прегрешение. «Военный коммунизм» первых советских времен по сравнению с «военной демократией» Чингисхана можно было бы считать царством свободы. А теперь, после этого отступления, вернемся к теме.
До Чингисхана кыргызы, как указывалось в предыдущих главах, пережили несколько иноземных нашествий в регионе Саяно-Алтая и на территории современного Кыргызстана. Вторжения приносили разорение, опустошение, приводили к большим человеческим потерям. Но наши предки выжили. Вновь возрождалась жизнь. Расцветала земля. Строились города. В эпические сказания прибавлялись новые главы. Во все большей полноте продолжал складываться наш великий национальный эпос «Манас».
Выражаясь современным политическим языком, геополитическая обстановка в Центральной и Средней Азии накануне нашествия Чингисхана складывалась следующим образом. В регионе Саяно-Алтая существовали два государственных образования – кыргызские княжества Кем-Кемджиут и Кыргыз. Возглавляли их правители, носившие титул «инал». Единого государственного образования у кыргызов там не было. Оба княжества имели свои воинские дружины, но их сила была далеко не той, какой обладали кыргызские войска в период «Великого похода», завершившегося в 40-х годах IX века созданием великой кыргызской державы.
В Ала-Тоо в конце XI века произошел распад государства Караханидов на две части – Западный и Восточный каганаты. А в 30-е годы XII века караханиды попали под власть киданей (кара-китаев). В этот период кидани контролировали всю Среднюю Азию, взяли Бухару и покорили Самарканд. Их власть распространялась от Енисея до Сырдарьи. В 1211 году государство киданей в Ала-Тоо было в свою очередь разгромлено найманами. Их власть, однако, была недолгой.
Само появление киданей и найманов в то время в Средней Азии имело свою предысторию и было не случайным. Эти народы, имевшие родовые корни на территории Монголии, покинули свои родные края перед лицом назревавшей для них угрозы. Там, еще с начала XI века, начались межплеменные кровавые раздоры. На первом этапе под давлением монголоязычных киданей тюркоязычные племена переселились из Монголии – в основном, в Среднюю Азию. Затем подобная же участь постигла самих киданей, которые были разгромлены чжурчженями, образовавшими в 1125 году империю Цинь. Единственным спасением для киданей было перекочевать в Среднюю Азию.
В самой же Монголии в конце XII – начале XIII века происходили события, которые приобрели затем трансевразийские масштабы. Появилась общенациональная фигура, вокруг которой сплотились народы, населявшие монгольские степи. Этой фигурой был Чингисхан, имя которого и в нынешние времена произносится с уважением, несмотря на многочисленные факты, предания и мифы о его кровавых деяниях. Походы Чингисхана и его потомков в XIII веке охватили пространство от Японского моря и Китая до Адриатического моря и Ближнего
Эпохе Чингисхана, периоду монголотатарского нашествия на центральноазиатские и российские земли посвящено множество трудов ученых. Среди них труды великих русских историков Н. Карамзина, В. Ключевского, С. Соловьева, С. Платонова, многих видных историков советского периода. Русские историки дореволюционного периода отличались скрупулезностью в изложении фактической стороны дела, но в общих оценках они, так или иначе, поддавались давлению официальных подходов к оценке монгольского нашествия на Русь, которые всегда была сугубо негативными. Монголы представлялись в черном цвете – как завоеватели, варвары и угнетатели, а российские князья – борцами за правое дело и освободителями от чужеземного гнета. Меня же интересовал вопрос о влиянии монгольского нашествия на кыргызскую землю. Исторических работ на эту тему было недостаточно.
Эффект взрыва в моем сознании произвели выступления незабвенного Льва Гумилева на тему об эпохе Чингисхана и его потомков. Ныне имя этого великого русского ученого прославлено. Разумеется, интерес к нему вызван не тем, что это сын знаменитых русских поэтов Н. Гумилева и А. Ахматовой, оказавшийся из-за родственных связей и по другим причинам в сталинских лагерях.
Труды Л. Гумилева еще при его жизни стали издаваться гигантскими тиражами. Недавно вышло полное собрание его сочинений. В Москве и в других российских городах каждый том сочинений Гумилева расхватывается мгновенно, и опоздавшие вынуждены буквально рыскать по книжным магазинам в поисках его книг.
В творчестве Л. Гумилева меня поразило его нескрываемое личное увлечение проблемами Востока, его симпатии к древним народам Азии. В центре его внимания были судьбы таких народов, как хунны, древние тюрки и монголы, их роль в истории этносов, населявших территорию, которая ныне носит название постсоветской. В те тоталитарные времена, в которые жил и работал Гумилев, подобный интерес нес в себе элементы опасности. Например, А. Бернштам, С. Абрамзон и другие ученые серьезно пострадали и в науке, и в личном плане за приписываемые им идеи пантюркизма. Пройдя сталинские лагеря, Гумилев не страшился новых репрессий, хотя его научная смелость не раз становилась причиной появления препятствий в его работе.
Для продвижения своих, отличавшихся от общепризнанных идей в вопросе о монгольском периоде в истории России Л. Гумилеву нужно было решительно выступить против официальных взглядов советских историков. Но были и другие, еще более сложные проблемы. Еще великий Гегель в своей «Философии истории» утверждал: «Движения народов под предводительством Чингисхана и Тамерлана… все растаптывали, а затем опять исчезали, как сбегает опустошительный лесной поток, так как в нем нет жизненного начала». Подобно гигантскому прессу на сознание давили тезисы К. Маркса: «Орды совершают варварства в цветущих городах. Искусство, богатые библиотеки, превосходное сельское хозяйство, дворцы и мечети – все летит к черту». Относительно монголов основатель марксизма писал: «Это иго не только давило, оно оскорбляло и иссушало душу народа, ставшего его жертвой. Татары установили режим систематического террора, разорение и массовые убийства стали обычным явлением». Под татарами понимались монголы, а само нашествие Чингисхана на Русь называлось татаромонгольским игом.
В двенадцатитомной «Истории СССР с древнейших времен до наших дней», изданной в 60-х годах ушедшего века, татаромонгольское иго представляется как великое зло для русского народа.
Я высоко ценю человеческую, гражданскую и научную смелость Л. Гумилева, который встал наперекор насаждавшимся не один век оценкам монгольского периода в российской истории.
Подходы Л. Гумилева, основанные на тщательном изучении исторических источников, привели его к выводу: «Никакого татарского ига не было». А что же было?