Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)
Шрифт:
Значит, Вы можете писать. Вчера у меня был А. А. Крестинский и похвалился — показал Вашу открытку, написанную так же неузнаваемо четко и молодо.
А что же Вы, дорогой друг, меня забыли — и Вы, и Люша! Разве до Вас не дошло мое письмо, где я среди прочего пытался ответить на Ваш вопрос о времени переезда Детиздата на ул. Бродского?
Рассказ (глава из книги) Матвея Петровича блестит, как все, что выходило из-под его пера. Огорчила меня врезка. Ни слова о его участи! Как Вы позволили?!
Это на тему нашего давнего диалога:
Вы: все или ничего!
Я: Хоть что-нибудь! Sapienti Sat [817] .
Здесь же и Sapienti ничего не поймут и не узнают.
А когда-то Вы упрекнули меня в том, что в воспоминаниях о Белых или Хармсе я пошел на сделку и позволил напечатать: трагически погиб.
«Могут подумать, — писали Вы мне, — что
Было это во времена — другие, гораздо более суровые. (Мне грозили, что книга «пойдет под нож»…) Сейчас погода как будто другая.
817
Для мудрого достаточно (лат.).
Вот пример. Лет 5 назад я обратился в издательство «Сов. писатель» с предложением заключить договор на переиздание моих записных книжек. «Только по представлении и принятии рукописи», — любезно ответили мне. А недавно ко мне обратилось то же издательство с просьбойчто-нибудь издать или переиздать у них.
Подумав несколько дней, я сказал, что дам сборник, куда войдут воспоминания о Маршаке и другие воспоминания, новые и старые записные книжки, но — с одним условием, что будут восстановлены все купюры.
Мне ответили:
— Сейчас можно на это пойти.
Сразу сборник не составить, но — включаю (намерен включить) и «Маршака», и «Седовласого мальчика», и «Заметки о ремесле и мастерстве» и другое, не включавшееся мною ни в «Избранное», ни в Собрание сочинений — по известным Вам причинам.
Посмотрим!
Я получил письмо от С. Д. Дрейдена. Он просит рассказать ему о «Белом волке», т. е. о запоздалом сожалении Шварца и обо всем остальном, о чем Вы хорошо знаете. У меня (где-то!) есть заметка «О белом волке», ее Вы тоже знаете. Я читал эту заметку на вечере Чуковского или Шварца, не помню, в Доме писателя года четыре назад. Печатать ее я не давал, — не потому, что она не лезла в печать, а потому, что там была ссылка на заграничную «Память» и упоминание о том, что мои воспоминания о Чуковском были опубликованы без ведома и согласия автора (что и дало мне возможность и основания сказать все, что я знаю о «Белом волке». Раньше таких оснований не было. Ведь «Белый волк» в советской печати не публиковался).
На том, давнем вечере председатель вечера критик Д. Молдавский, пожав мне руку, сказал, что я «оказал неоценимую услугу советскому литературоведению»…
Этим я и утешился.
Печатать же статью, повторяю, не спешил и даже не знаю, сохранилась ли она [818] .
Посоветуйте: чт о мне ответить Дрейдену? Если найду статью, как мне изложить историю появления «Белого волка» и «Двух встреч» в Парижском альманахе (в свое время Вы меня уговорили назвать издание московским, сделать это у меня почему-то рука не повернулась)?
818
Об этой статье см. примеч. к письму 475.
Слыхал я, что издатели-составители, талантливые и героические люди пострадали, что они репрессированы. Тем более.
Радуюсь, что не напечатал статью четыре года назад. С упоминанием о самовольном издании за границей, пожалуй, напечатали бы. Но ведь эта ссылка меня и удерживала. А без ссылки статья рушится. О чем же идет речь, если статья не публиковалась?!
Дайте, мне, Лидочка, совет: что делать? Тем более что Симона Дрейдена навели на мой след Вы с Люшей.
PS. Благодарю Вас за добрые слова о «Маршаке». Рад был слышать их от Вас — Вашим же голосом. Переписал это письмо на свою кассету, угощу Машу.
Подписал письмо, составленное А. А. Крестинским, — с требованием отменить постановление об Ахматовой — Зощенко, о снятии имени Жданова с Ленинградского университета и Дворца пионеров. Крестинский — поэт и детский писатель, член КПСС. Он не хочет, чтобы письмо подписывали Гранин и Дудин, обращается к 15-ти или 20-ти ленинградским писателям. Пока подписал только я. Сегодня он должен звонить Д. С. Лихачеву.
Успеет ли послать!
Давно ли (в этом же письме) я писал Вам о «другой погоде». Да, другая, но надолго ли?
М. С. Г. [819] , не приехал в Прагу, и вот уже настораживаешься и даже волнуешься. Жду Вашего письма, Лидочка!
Дорогой Алексей Иванович.
Спасибо за справку, которую Вы мне дали о переезде издательства на Михайловскую (кажется, номер 2, но этого не проверяйте, это для меня несущественно). Я подозревала такие названия: Михайловская или Караванная. Вот какая я стала плохая ленинградка! А когда Леня сказал мне: «ул. Бродского» я вытаращила глаза… Да, я помню тоже всех нас на Невском, 28, или у С. Я., на углу Литейного и Пантелеймоновской, а не там. Однако году в 34 или 35 или 36 — мы оказались там, и читать интересную Стенгазету я ходила именно туда [821] : прямой коридор, а потом такой же прямой — направо, и вот там, за углом, она висела. (Когда я пришла прочесть, меня, по приказу Криволапова, вывел пожарный; успела я прочесть не все…Затем, благодаря чуду,почти все статьи из этого номера, оказались у меня в копиях…) Самоуверенность Александры Иосифовны меня уже не удивляет. Она отсутствовала с 4 сентября 37 года по 14 января 39-го. Таким образом, сама она никакого № газеты видеть и не могла. Видела она лишь мои копии, а между тем: 1) у меня, повторяю, не все статьи № 1 и, во-вторых, выходил и № 2 (по слухам), который Вы видеть могли, а она — никак, и я тоже, после скандала с пожарным, читать не пошла. Жаль, если Вы не упомнили имени автора этой увлекательной статейки.
819
М. С. Горбачев.
820
Дата поставлена по п/шт — у Л. К. описка в месяце.
821
О стенгазете см. примеч. 1 и 2 к письму 308 /В файле — примечания № 436–437 — прим. верст./.
Когда-то, когда определилось, что волею судьбы мы с Т. Г. после войны остались в Москве, а Шура в Ленинграде, Т. Г. говорила: «Шура одна, без С. Я., без вас и без меня, без нашей общей работы, — одичает».
Так и случилось. «Одичать» — озлобиться, обособиться, утратить масштабы, потерять живое и человечное воображение. В последние и в предпоследние годы я слишком часто ощущала ее прямую злость,обдуманную, неправую и, наконец (после того, как она приняла участие в низкой клевете), написала ей: «Голоса моего не услышишь больше, почерка моего не увидишь».
Больно — а иначе нельзя.
_____________________
Хочется еще раз сказать Вам, какое сильное впечатление произвели на меня мемуары Ваши об С. Я. [822] — мне прочла их вслух Финочка месяц назад, — и я все так ясно увидела, все и всех тогдашних людей, и отчетливее всех С. Я., и его работу с нами. Я ведь сейчас тоже пишу (т. е. писала до болезни) о том же — и — многое совпадает — напр., пепельница у него на столе (наша работа с ним над «Солнечным Веществом» Бронштейна), да и многое, многое… Но, конечно, мне не хватает пантелеевской мускулатуры таланта! [823] Ваши воспоминания — шедевр художественной точности, живопись, графика, чего хотите. Да и в некоторых отношениях, «домашнего» знали Вы С. Я. иначе,чем я. Страшные 2 эпизода помню я об С. М. [824] (Конечно, писать о них не стану.) И не согласна с Вашей характеристикой Розалии Ивановны. Она предана была С. Я-чу без меры, и он изводил ее, случалось, капризами — но она совсем не понимала его, а преданность без понимания — бесплодна и не ведет к добру.
822
Речь идет о воспоминаниях Л. Пантелеева «Маршак в Ленинграде» ( Л. Пантелеев.Живые памятники. Л.; М.: Сов. писатель, 1966). По причинам внелитературным они не были напечатаны ни в Собрании соч. Пантелеева, ни в сборнике воспоминаний о Маршаке.
823
Статья Корнея Чуковского о Пантелееве была опубликована впервые под названием «Мускулатура таланта» («Литературная газета». 1954. 4 дек.).
824
С. М. — Софья Михайловна, жена С. Я. Маршака.