Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)
Шрифт:
Дорогой, милый, добрый Алексей Иванович, меня глубоко тронул Ваш подарок. Спасибо, спасибо — за поздравление, за конверты и бумагу, за память — за то, что в такое трудное и хлопотливое для Вас время вспомнили обо мне.
Вы не знали даты моего рождения, потому что я его никогда не праздную — то есть стараюсь не праздновать, даже иногда ухожу в этот день из дому.
Отзыв Ваш о моей статье тоже меня сильно обрадовал.
Это ведь изувеченный (мною самой) вариант: из 45 страниц я сделала для газеты 18. Вы понимаете, что это такое. Теперь пытаюсь пристроить где-нибудь статью в полном виде. Где? не знаю: Твардовский
К. И. здоров, но его теребят отчаянно. Я стараюсь почти не бывать на даче и выключаю у себя телефон — ибо брызги юбилея мне совершенно не под силу [266] .
Интересуюсь, конечно, Вашими записками (или статьей?) о поездке в ГДР. А почему для «Нового Времени»? А может быть — «Новый Мир»?.. Но все равно — раз у Вас хватает сил писать сквозь все, что сейчас Вас терзает, — значит — это очень надо Вам и будет нужно всем.
266
Корнею Ивановичу 1 апреля 1962 г. исполнялось 80 лет.
Жду.
Дорогой Алексей Иванович. Простите, что на милое Ваше письмо отвечаю открыткой. Но я в очередной суете: послезавтра К. И. летит в Лондон, возбужден, перестал спать, простужен — пишет ночами свои лекции — и кругом него вихрь нервов, телефонов, врачей, корреспондентов; Марина, которая едет с ним, укладывает чемодан; Люша читает ему вслух; Клара пишет на машинке — а я — я не делаю ничего, но устаю за всех.
В крымскую весну я влюбилась, однако горки и лестницы мне не очень под силу. Шуре, судя по письмам, сейчас немного полегче. Мне очень по душе Ваша Л. А. Промет; но с кем я подружилась навеки — это с Татой Рахмановой и ее подругой Азой. Удивительно милые существа — обе! — милые, тонкие, умные, добрые. От их светлых лиц на душе светлее.
Дорогая Лидочка.
Давно собирался Вам писать и до сих пор не собрался, не было времени: кончал и все не мог кончить одну малоинтересную работу для телевидения.
Читаю я здесь больше, чем в Питере. И работаю больше. И гуляю. Как-то легче здесь организовать день.
Здесь хорошо, тихо — в масштабах деревни — и шумновато у нас на участке и особенно в моем эрмитажике, эстонском варианте Вашего «Пиво-воды». И холодновато.
Известно ли Вам что-нибудь о Б. М. Сарнове? Где он и что с ним?
Дорогой Алексей Иванович.
Начну с упреков:
1) в Вашем письме из Кясму — ни единого слова о Машеньке.
2) почему Вы не прислали Вашу статью о Германии, напечатанную в «Ленинградской Правде»? [267] Елена Феликсовна [268] процитировала мне несколько строк наизусть, и мне очень хочется прочитать все. Упрекаю. Попрекаю. Прошу…
267
См.: Л. Пантелеев.Три недели в Германии. Из путевых дневников // Ленинградская правда. 1962. 30 июня.
268
Елена Феликсовна — Пуриц, жена Г. И. Егудина.
Упрекнув, перехожу к ответам на вопросы.
Сарнов получил квартиру на Аэропортовской; в газете работает по-прежнему. Замечательная статья его, под названием «Разбойник Мерзавио
К. И. здоров и бодр. Вы спрашиваете, не утомила ли его поездка [270] . Напротив! Он там отдохнул и набрался сил. В самолет он просто влюбился и мечтает о более дальнем полете. Там же он пробыл двадцать дней и говорит, что у него не было ни одной омраченной минуты. Лекции читал с большим успехом — в Оксфорде, в Лондоне, в Эдинбурге. Церемония была великолепна; мантию и шапочку он привез — они ему идут чрезвычайно. Надевает. Красуется… Сейчас он занят работой над 2-м изданием книги о языке и подготовкой Собрания Сочинений. Все хорошо, одно несчастье — потоки людей, одолевающих его. (А меня просто убивающих, когда я на даче. Ни работать, ни спать, ни существовать.)
269
См.: В. Муравьев.Именем литературы // Ред. и книга: Сб. статей. Вып. 3. М.: Искусство, 1962. С. 288–298.
270
К. И. Чуковский ездил в Англию, где ему присвоили в Оксфорде степень доктора литературы honoris causa.
Работаю над Герценом плохо — с натугой и без удачи. Кроме людей, меня одолевают книги и рукописи, посылаемые мне со всех сторон (после статьи). Но дело не в этом: Герцен мне не по плечу.
Дорогая Лидочка! Спасибо Вам за большое, обстоятельное письмо. Так приятно было даже взять в руки этот плотный увесистый пакет, надписанный Вашей рукой. Боюсь, что я не смогу рассчитаться с Вами столь же щедро. Тем более, что пишу на машинке. Да еще так убористо.
…Ваш упрек меня удивил. С чего бы это я стал по своей инициативе посылать Вам всякую мелочь, публикуемую в нашей провинциальной газетке?! Поскольку Вы выразили любезное желание посмотреть эту статью — посылаю Вам, но (простите) должен просить вернуть ее. Мне самому эту вырезку прислала Александра Иосифовна.
С этими моими путевыми очерками ничего путного не получилось. Писал я для «Нового времени». Написалось около двух листов. Редакция сначала хотела печатать выдержки — 1 печ. лист, потом — пол печатного листа, а потом и вовсе отказалась от этого намерения: очерк прочел Л. Безыменский, специалист по Германии, и заявил, что это — не то, мрачно, не отвечает тем установкам, которые и т. д., и т. д.
Попросила у меня «Ленинградская правда». Я дал на три номера, они напечатали самое с их точки зрения безобидное и на этом остановились. А тут еще и я — со своим тяжелым характером: разгневался, что: 1) меня публично обозвали Леонидом [271] и 2) не прислали обещанных гранок — и попросил прекратить публикацию.
Все, что Вы пишете о Корнее Ивановиче (и все, что мне известно о нем из других источников), очень меня радует. Его величественный портрет в докторской мантии мы видели. К сожалению, в «Литературе и Жизни». Предпочли бы увидеть этот портрет на других страницах. Как хорошо, что выходит Собрание сочинений… <…>
271
Речь идет о статье «Три недели в Германии. Из путевых дневников» («Ленинградская правда». 1962. 30 июня). Автором статьи назван Леонид Пантелеев. На самом деле псевдоним А. И. Пантелеева — Л. Пантелеев (Ленька Пантелеев — имя известного петроградского налетчика). Имя Пантелеева — Алексей.