La Cumparsita… В ритме танго
Шрифт:
— Как, например? — отец прищуривается. — Что ты мелешь? Мы редко у тебя бываем…
Редко? А может и вовсе встречи сократим, умножим их на ноль? Отменим, на хрен? Забудем о правилах приличия? Я буду тупо привозить к ним внука, вежливо интересоваться их состоянием здоровья, затем выкуривать с отцом одну-две сигареты, и отваливать из родительского дома вон? Стоит ли нам новый план рассмотреть, что называется, по горячим следам? Пока я с намерением не перегорел! План наших обязательных свиданий и ни к чему не обязывающих разговоров по душам? Но, твою
— Как, как, как? — ухмыляюсь. — Неужели не осознаете?
— Ты что? — поднимается со своего места. — Не с той ноги встал?
— Что она делает? — не глядя выставляю правую здоровую руку, указывая в сторону в предположении, что там сейчас находится моя мать.
— Она…
Он только-только начинает отвечать, пытаясь оправдать, с моей точки зрения, абсолютно аффективное поведение любимой матери, как я тут же отрезаю и не позволяю ему ни слова в ответ сказать:
— Она изображает вселенскую благодать и строит из себя скорбящую о несложившейся судьбе сынка! Я ценю это, пап. Ей-богу, даже очень искренне! Но, — выпучиваюсь взглядом, словно ловлю психопатический приход, — мне это не надо. Что может быть хуже недостатка помощи, м?
— Что?
— Ее навязывание. Эта конченая услужливость, заискивание и жалость, сквозящая из всех щелей. Довольно! Пусть она, наконец, закончит с этим!
— Лара! — отец кричит. — Лариса, подойди к нам. Ты меня слышишь?
Мать сразу прекращает шевеление и долбаную суету. Слышу, как она спускается со второго жилого этажа, что-то бухтит себе под нос, всхлипывает, причитает, «охохохает» о чем-то и «ахахачет» по тому, что видит здесь. Мельком замечаю, как практически на цыпочках пробирается к нам, волоча шуршащий пакет с моим бельем.
— Чего ты хочешь, Ярослав? — немного успокоившись, спрашивает отец.
— Настоящей самостоятельности! Без контроля! Свободы хочу! Как говорят, всамделишной! — задираю подбородок. — У меня все хорошо, любимые родители. Я доволен тем, что имею. И поверьте, на этом не намерен останавливаться.
— То есть, сторожить развлекательный центр — еще не потолок твоей занятости? Или еще не дно? Я растерялся, если честно. Сориентируй в направлении, будь любезен. Хм! Я до сих пор с трудом представляю тебя, сидящем на посту вахтера с наклеенной на лицо улыбкой, шипящего слова приветствия для заблудших посетителей. Что это за…
Медленно прикрываю глаза и плотоядно улыбаюсь:
— Алексей Петрович обработал? Да, пап? — злюсь, злюсь, негодую и по-собачьи вздергиваю свой «загривок». — Вам с ней, — открыв глаза, указываю на ставшую рядом с папой мать, — никогда не нравилось то, чем я занимался до аварии. Вы смирились с секцией только тогда, когда у меня появились первые успехи. Не возражали, поддерживали, приободряли, когда я, что называется, искренне и весьма душевно лажал. Я женился рано…
Мать вскидывает руки и прикрывает рот.
— Затем…
— Довольно, Ярослав! — отец берет ее под локоть
Она оглядывается на меня, гордо вышагивающего сзади. У нее в глазах застыли слезы и немая просьба:
«Не выгоняй нас, Ярослав!».
Вот же тварь! Я неблагодарный сын! Гнус! Мерзавец! Они, родители, затерроризированы мной.
— Мам, — протягиваю к ней руку, — не надо, не плачь. Ну, прости меня…
Она заходится в истерике, икает, дергается, пытаясь вырвать руку из тисков отца. Бьется, скулит и громко причитает:
— Ярослав, Ярослав…
— У меня все хорошо, моя родная, — подскакиваю к ним. — Пап! — торможу отца. — Отец, послушай…
— Сын? — не поворачиваясь ко мне, тихо отвечает.
— Я подумаю. Слышишь, я подумаю над предложением о тренерской работе. Взвешу все «за» и «против»…
— Там нет «против», Ярослав! Это новое вложение в твою гоночную карьеру. Ты великолепный тренер, а первым учеником будет твой сын. О чем тут думать?
Как им объяснить, что сейчас, именно сейчас — резко вскидываю руку, рассматривая время, — я думаю исключительно о Даше и о том, что через пятнадцать минут я должен забрать ее из дому, чтобы подвезти с комфортом на нашу общую работу.
— Я встретил женщину, родители, — зачем-то сообщаю. — Там, в том танцевальном зале, мне понравилась девушка и мы стали встречаться. Я не могу…
— Девушку? — мать переспрашивает, утирая глаза.
— Да. Ее зовут Даша Смирнова, — представляю отсутствующую здесь маленькую кумпарситу. — Она танцует там, вернее, дает уроки аргентинского танго. Мы…
— Давно? — отец встревает в разговор.
Сегодня ровно семь дней, как мы официально пара с Дашей. Но я наигранно подкатываю глаза, как будто бы высчитывая срок.
— Неважно, — вслух отвечаю.
— Из-за нее? — отец прищуривается и одновременно с этим улыбается.
— Что? — демонстративно рассматриваю серый почти что земляной пол.
— Из-за нее не хочешь уходить? — спрашивает еще раз.
Вероятно! Этого я, увы, не знаю, затрудняюсь дать какой-либо ответ на простой вопрос…
— Привет! — Даша открывает пассажирскую дверь и забирается внутрь машины.
— Привет! — щекой улегшись на рулевое колесо, подмигиваю и масляно ей улыбаюсь. — Я вовремя, не опоздал? — спрашиваю потому, как пришлось заложить огромный крюк, подвозя домой слегка воодушевившихся моим сообщением родителей.
— Да-да, ты, как экспресс, прибывший по расписанию, — оглядывается на свой ремень, вытягивает эластичное полотно, пристегивается, и наконец-то смотрит на меня. — Ярослав… — Смирнова шепчет.
— М? — подкладываю себе под щеку правую ладонь, медленно «вращаюсь» на руле, поглядывая на свою соседку.
— Поехали уже, м? — протянув ко мне ручку, трогает волосы, поправляет прядь, упавшую на лоб. — Опоздаем.
— Даш? — прикрыв глаза, как удовлетворенный лаской кот, шепчу.
— Чего?