Лабаста

Мели М.

Данила Белоконь – побратим и самый верный друг, был статным молодым есаулом, которого любили и уважали его казаки. Но даже такой крепкий и могучий казак как он, рядом с Петро казался невысоким юношей, не доросшим даже до плеча товарища.

Данила был старше Петро на несколько лет и являлся для друга добрым примером и советчиком.

Сразу после прошлого похода, они решили, что Петро отправится навестить мать, а Данила поедет в Киев за гостинцами для жены и всех своих домашних. Каждый поход Данила оканчивал так и домой возвращался с полными сумками подарков.

А

после этих дел казаки договорились встретиться и поехать вместе домой к Даниле, где Петро и будет жить, пока не построит собственный хутор.

Данила сидел, прислонившись спиной к большому валуну и курил трубочку. Его усы дрожали, выдавая улыбку, а глаза искрились радостью от встречи с товарищем. На земле был расстелен платок с угощением, и Петро еще раз убедился в том, что где бы не встретился ему Данила Белоконь, от него никогда не уйдешь голодным или печальным.

Белоконь поднялся при виде товарища и с радостью обнял его.

– Присаживайся с дороги, брат, – Данила указал рукой на еду и достал из сумки запотевшую ледяную бутылку.

Петро подкрутил ус и улыбнулся – не изменился есаул Белоконь и не изменится никогда.

Долго сидели казаки за щедрым столом, выпивая за здоровье друг друга и обсуждая дела и знакомых. Кто из казаков женился и обабился, кто из похода не вернулся, кого жена не дождалась, скоро ли война и прав ли кошевой.

Вдруг лицо Данилы помрачнело, он снова зажег свою трубочку и надолго задумался. Так бывало и раньше и Петро, не обращая внимания на товарища, собрался разлечься на траве. Как вдруг Данила спросил:

– Есть ли новости от твоего младшего брата?

Петро удивился такому вопросу, уж другу известно, что нет новостей от брата, и не тот Данила человек чтобы на больное давить.

– Зачем спрашиваешь? Пропал он или черт его знает, – он махнул рукой и улегся на спину.

Данила тяжело вздохнул, слова давались ему не легко:

– Потому что я видел твоего брата. Живой, здоровый, в дорогой одежде, с хорошим мечом.

Петро нахмурил брови и с непониманием посмотрел на Данилу.

– От чего тогда говоришь так, словно что-то дурное с ним приключилось?

Данила медлил, подбирая слова и ответил лишь через минуту, за мгновение до того, как Петро был готов схватить друга за рубашку и трясти в своем стремлении получить ответ.

– Верст через тридцать от Киева я встретил отряд, который ограбил и убил бы меня одного, ибо такие намерения преследуют они – грабить и убивать, а свидетели им как кость поперек горла.

На лице Петро появилось такое выражение, словно он увидел, как его любимую собаку затоптала лошадь.

– Но, как видишь, не тронули и отпустили с миром, потому что меня узнал их главный, а я узнал его.

Он пристально посмотрел в глаза Петро.

– Твоего брата. Служит твой Андрюшка с лисовчиками, вместе с другими непутевыми казаками, для которых нажива дороже родины.

Петро словно окунулся в ледяную прорубь – друг с ума сошел, не иначе.

– Не может такого быть! Ты хорошо его разглядел? – Петро всей душой желал,

чтобы товарищ обознался, но ответ был прост:

– И он меня узнал, и я его, хотя возмужал Андрюшка и одет по странной моде. Но горше всего – не стыдится братец своей новой жизни и своих дружков-разбойников. Так глядел на меня, как на мошку ничтожную, и всячески хвастал доспехами и оружием. Словно лучше они от того, что украдены или куплены на кровавые деньги.

Данила недолго помолчал и добавил:

– А остальные глядели на него с уважением, как заслужил он уважение у жадных зверей, кроме как своей беспощадностью? Прости, брат Лабаста, что говорю тебе это.

Петро помотал головой, показывая, что не сердится на товарища, хоть и был не в силах скрыть свою печаль.

Данила продолжил:

– Их было немного, знать разделились и рыщут у города. Но скоро они соберутся вместе и поедут в свою сторону, на запад, грабя и убивая всех, кто на несчастье свое окажется у них на пути. Вот увидишь, и своих грабить и жечь начнут, война-то кончилась. Поэтому я сказал казакам – твоим и моим, чтобы не задерживались, а побыстрее приезжали в мой хутор.

Петро кивнул, соглашаясь с другом и задумался о судьбе своего брата. Может ли быть, что Андрюшка променял самое дорогое в жизни на кровавое золото, и поцеловал руку чужому королю? Неужели его молодой и веселый Андрюшка стал тем, кто сжигает мирные деревни, портит несчастных девушек и убивает малых детей на родительских глазах?

Петро решил, что если увидит брата, то своими руками оторвет его глупую голову от тела, а матушке не скажет, как низко сын ее пал в своей жадности.

Он отвел взгляд в августовскую желтую степь, чтобы утаить от друга глубину своей печали.

5

Снега намело почти по колено. Стоит пройти несколько шагов от гостеприимной березы и тонкие туфли опять насквозь промокнут.

Но задерживаться на месте нельзя – нужно найти еду и укрытие получше. Голодную холод убьет быстрее. Ей самой было не привыкать голодать по нескольку дней, но малышка, росшая в достатке и родительской заботе, уже начинала плакать и просить есть. В те редкие моменты, когда прекращала спрашивать: «Где мама?».

Ответить сейчас было невозможно. Оставалось только плотнее укутать девочку в шаль и идти дальше. А дальше виднелась одна лишь бесконечная белая степь и укрытые снегом холмы. Другой мир.

Как может быть, что вчерашнее утро казалось началом долгожданного счастья, а завтрашнее сулит неминуемую смерть?

Отец всегда боялся предательства и сводил близких с ума своей подозрительностью. Следы его вопросов еще отдавались болью по всему телу. Но эта боль была ничем по сравнению с болью в ее сердце, которую принесло настоящее предательство. Болью, которую отцу было не суждено познать, хоть он и был, отчасти, ее виновником.

Сейчас она злилась на саму себя. Насколько глупой нужно было быть, чтобы не замечать колокола, с самого начала звонящего у нее над головой «Предаст, опять предаст»? Но она не хотела его слушать.