Лабиринт совести
Шрифт:
Когда зал готов был бежать сражаться прямо отсюда, Алан добил всех окончательно, достав чёрный нож демонов и вогнав его в судейский стол, якобы для наглядности, но я видела эффект – так уже было, на лекции по ПДП, сильные зрители ощутили удар по всем органам чувств, слабые просто оцепенели или орали в ужасе, пытаясь спрятаться под креслами. Как будто этого было мало, он закатал рукав и резанул себя по предплечью, от чего даже мне захотелось отвернуться – я придумала тогда на острове феерически сложный способ провести анализ силы, не прокалывая ему палец ради капли крови, а он сейчас просто ради зрелища отрезал от себя кусок,
«Глупый, бешеный, пьяный демон.»
Его хотелось ударить и отобрать игрушку, по нему было видно, что для него это действительно веселье, всё, включая массовую истерику в зале и собственную рану. Вокруг было столько силы эмоций, извергаемых зрителями, что я себе на всякий случай прикрыла резерв на вход, чтобы не получилось как в прошлый раз. Алан так, судя по всему, не сделал – он выглядел таким же пьяным и бешеным, как и загипнотизированный им зал, его несло этой волной вместе со всеми, но если остальные просто барахтались, то он гордо рассекал на доске по самому гребню, в восторге от себя самого.
Под конец речи он упомянул свою бесценную помощницу в исследованиях, и по совместительству, невесту, не уточняя, в какой именно момент она внесла свой бесценный вклад – когда читала беллетристику на его лекциях, когда прогуливала дополнительные занятия, или когда пришла на практикум неподготовленной, забыла всё, чему её учили, и чуть не убила своего учителя и жениха просто по рассеянности.
Судье наконец-то дали слово, он уточнил, все ли студенты занимались тем же самым, что и Никси, а получив утвердительный ответ, снял оставшиеся обвинения – ещё бы, тут половину Академии судить придётся, если не снять.
«Изящный ход, стратег.»
Главный судья вынес вердикт, даже не удалившись на минуточку для обсуждения дела с коллегами, все уже просто рукой махнули на протокол. Заключительную речь никто толком не слушал, после речи Алана, что угодно воспринималось как фоновый шум, но слова «обвинения сняты» кто-то специально усилил магически, они получили дружный восторженный вопль толпы. Журналисты оживились и залили зал вспышками фотокамер, зрители повскакивали с мест и бросились в две стороны – к выходу и к главным действующим лицам, вторая волна разбилась об оцепление из охранников, но продолжила напирать, Алан быстро подхватил под руки Никси и её бабушку и телепортировался куда-то вместе с ними.
«Вот и всё.»
Я до сих пор не понимала, как к этому относиться. Я всегда не любила, когда меня обманывают и пытаются манипулировать, но это было как-то в общем, а в этом конкретном случае Алан вроде бы имел право, он спасал Никси и репутацию своего народа...
«Сложно.»
Мне хотелось всё записать, разделить на пункты, сформировать блоки и соединить стрелками, но я не ощущала в себе на это моральных сил. Рядом сидел Габриэль Иссадор, обладатель такого количества моральных сил, что хватило на тотальный разворот образа жизни целого народа, но он был не на моей стороне, и спрашивать у него совета было бы неудобно и неправильно.
Сразу за Габриэлем стоял охранник в бронежилете, защищая и направляя толпу, придерживая слишком активных, подхватывая падающих и отвечая на вопросы потерявшихся.
«Такая
Зал опустел на две трети, охранники сняли оцепление и пошли проверять кресла и углы на предмет забытых вещей или террористической деятельности, я смотрела на пустую сцену, краем глаза ловя подходящего отца Никси и кого-то водного рядом. Коротко посмотрела на них – мать Никси даже для Грани Тор выглядела странно, голубоватый оттенок кожи, слишком мягкие и медленные движения, в ауре я рассмотрела жабры, сразу же отвернувшись и пытаясь не смотреть.
«А я считала, что моя семья странная. И как Никси с ними жилось? Она выглядит вполне благополучным ребёнком, здоровым и весёлым, в меру безалаберным. Эту лёгкую несерьёзность могут себе позволить только те дети, которых не ругали за ошибки и от которых не требовали безукоризненной идеальности в каждом действии, у меня было мало таких знакомых. Большая часть моего окружения представляла собой замуштрованных, но слабых и безоружных солдатиков, готовых разрыдаться из-за помарки в тетради или капли на скатерти, отказаться выходить из комнаты из-за неровно лежащей пряди волос. Нас готовили к жизни, которая не прощает ошибок. Никси совсем другая, поэтому, видимо, и смогла простить Деймона – у неё был опыт прощения. У меня не было.»
Отец Никси подошёл ближе и остановился, поравнявшись с моим рядом, я посмотрела на него, но он смотрел на Габриэля Иссадора. Габриэль ответил ему с добродушной усмешкой:
– Ты повзрослел, Ник Хизер.
Отец Никси улыбнулся с иронией:
– Тебя тоже время не пощадило, Великий Владыка.
Габриэль опустил глаза, секунду посмотрел на свои руки и опять посмотрел на отца Никси:
– Я не идеален, но я уверен, что мои дети будут лучше меня. Ты можешь сказать то же самое о себе?
Повисла тишина, мне стало неловко, захотелось уйти. Я посмотрела на дальний конец своего ряда – там последнее кресло упиралось в колонну, выйти можно было только с этой стороны.
Отец Никси сказал уже без веселья, тихо и немного зло:
– Наши дети сглупили оба.
– Любовь не щадит никого, – с усмешкой вздохнул Габриэль, развёл руками, – от нас зависит только то, как мы с этим справимся.
– Это тоже от нас не зависит, – мрачно ответил отец Никси, Габриэль смиренно кивнул:
– Это боль всех родителей, с ней тоже каждый справляется сам.
Отец Никси молчал, мать тронула его за руку кончиком пальца, он кивнул, она протянула руку к Габриэлю. Великий Владыка улыбнулся и протянул ей указательный палец, как ребёнку, и когда она осторожно взялась за этот палец, их руки выглядели действительно как взрослая и детская – огромная ладонь старого воина, вся в шрамах и мозолях, и тонкие голубовато-прозрачные пальцы юной девушки, никогда не работавшей руками.
Я видела между ними какой-то стремительный обмен большими объёмами информации, это было странно, я решила почитать об этом попозже. А потом мать Никси посмотрела на меня, на миг как будто обрушив пол под моими ногами – в её глазах не было чётко различимых зрачков и почти не было белка, синяя бездна по краю как будто утопала в чёрном омуте в центре, это выглядело как воронка метровой глубины, и от несоответствия двухмерного и трёхмерного восприятия кружилась голова и накатывал страх непонятного.