Лабиринт судьбы

Красовская Юлия Владимирована

Диван, на котором лежал человек, был таким же грязным. Масляные пятна жирным узором покрывали его поверхность.

Словом, вряд ли кто смог бы поверить, что этот жалкий, опустившийся человек был еще недавно тем самым знаменитым на весь мир художником, достигшим невероятной популярности.

Но это было именно так…

Разорение царило в мастерской. Возле небольшого столика, служившего в лучшие времена вместилищем красок, кистей и прочего необходимого художнику инвентаря, валялись пустые бутылки и банки, куски недоеденного хлеба… Повсюду были разбросаны вещи. По-видимому, нуждаясь

в деньгах, он продавал самые дорогие из них.

…Шубин поморщился. Интересно, который сейчас час? Поднеся к глазам дрожащую руку, уже был готов сфокусироваться на стрелках, как вдруг нечто похожее на удивление мелькнуло на его болезненном лице. Часов не было! Как же так? Наверно, снял и куда-то положил, а теперь не помнил, куда именно. Но куда же он мог их положить? Мысли путались. Постарался сосредоточиться, но это ему никак не удавалось. От напряжения голова заболела еще сильнее, он закрыл глаза и тут же в сумасшедшем танце закружились разноцветные точки. Часы… Стоп! Вчера, а может, позавчера, точно уже не помнилось, возле магазина на углу Дворцовой набережной и Суворовской площади он продал часы какому-то человеку. Продал подарок Веры…

Это тупик — Шубин почти физически ощутил его…

С трудом сев на диване, он огляделся и поморщился от отвращения к самому себе, к этой комнате, в хаосе которой, как в зеркале, отразился его собственный внутренний беспорядок. Пошарил босой ногой, пытаясь найти тапочек. Нога натолкнулась на пустую бутылку. От толчка бутылка покатилась по полу, пока не остановилась, наткнувшись на упавший стул. В мертвой тишине этот звук был подобен громовому раскату. Дальше пути не было.

Как душно! Найдя все-таки тапочки, он подошел к окну. Старые деревянные рамы с треском распахнулись. Сырой ветер с Фонтанки не сразу проник в комнату, застоявшийся воздух словно бы поставил на пути свежего невидимую преграду. Долго стоял он так, закрыв глаза и будучи не в силах сделать ни шагу.

Понемногу Шубину становилось лучше. Голова прояснялась, вспоминались кое-какие моменты, вызывавшие болезненную усмешку. Потом, словно откуда-то из прошлой жизни, возникли давно забытые картины. Сосны, уходящие высоко в небо. И он сам, шагающий по лесу, касающийся руками шершавой коры. Все было настолько реально, что даже почудился хвойный дух. В блаженном покое утонула душа. И было это так прекрасно, что он не смел открыть глаза, боясь расстаться с увиденным. Собрав остатки мужества, он все же открыл глаза. И увидел, как за окном занимается тусклый рассвет.

Решение пришло само собой. Он даже удивился, как это все просто.

Двигаясь уверенно и свободно, Александр Иванович стал собирать валяющийся повсюду мусор, складывая его в пакеты. С остервенением он бросал в большую сумку пустые бутылки. После двух часов непрерывной уборки комната начала приобретать свой привычный вид.

Вытерев сырой тряпкой пыль с дорожной сумки, он поставил ее на диван и расстегнул замок. Рубашки, белье — все полетело туда. Сборы были недолгими, и вот он уже стоит у двери. Окинув мастерскую прощальным взглядом, Шубин вышел, не зная точно, когда вернется и вернется ли вообще…

Привыкший за последнее время к странному поведению художника,

сторож Василий не удивился, увидев хозяина мастерской гладко выбритым и с сумкой в руке. Подумав про себя, что тот решил вернуться домой, одобрительно закивал головой:

— Ну-ну, вот и славно. Вот и давно пора…

«Да, давно пора», — подумал Шубин, направляясь к остановке.

…Этим утром Вера проснулась, словно от резкого толчка. Только что во сне она видела Сашу. Они снова были молодые. Стояли на берегу Финского залива и держали друг друга за руки. День был солнечный, на душе — легко и спокойно. Саша чему-то смеялся, веселые огоньки в его глазах были совсем близко… Резко сев на кровати, Вера не сразу поняла, где находится. Реальность медленно возвращалась к ней.

Стены давили, подступали ближе и ближе… Почувствовав, что воздуха не хватает, она открыла окно. Холодный влажный воздух наполнил комнату. Вместе с ним пришли слезы…

Когда Саша решил пожить какое-то время в своей мастерской и сообщил ей об этом, она подумала — есть еще надежда на его возвращение. Ведь он не поехал в Москву, а остался здесь, в Ленинграде. Значит, может еще вернуться… Но проходили недели, а его все не было. Скоро надежда как-то съежилась, готовая вот-вот совсем исчезнуть.

Неопределенность положения угнетала ее, забирала последние силы. Ждать вдруг стало невыносимо тяжело. Нет, она должна пойти и поговорить с ним.

А вдруг он не захочет разговаривать?

Нет, нельзя так думать. Он должен поговорить с ней! В конце концов, у него было достаточно времени, чтобы принять решение. Только бы он вернулся… Она тогда все простит, все забудет и никогда ни словом, ни взглядом не напомнит ему об этой ошибке… Если он вернется…

Порой ей казалось, что он просто заболел. Да, такая страсть вполне могла быть сродни тяжелой болезни. Но он обязательно поправится, и тогда все пойдет по-прежнему…

И она решилась… Торопливо одевшись, она вышла в прихожую.

— Куда это ты в такую рань? — спросила удивленная Анна Егоровна.

— К нему, Аннушка, к нему пойду…

Она и раньше нечасто бывала в мастерской мужа. Мастерская была чем-то вроде храма, где происходило рождение знаменитых потом на весь мир картин. Однако Вера всегда знала, что может в любой момент пойти к нему.

Начиная с того момента, когда Шубину торжественно были вручены ключи от мастерской, Вера стала видеть мужа значительно реже. Ему удобнее было работать именно там, а не дома, и со временем он стал называть мастерскую своим вторым домом. И когда Вера заходила к нему, то всегда заставала его за работой. Сейчас же она шла туда, не представляя, что там найдет…

Свернув во двор, Вера столкнулась со сторожем.

— Здравствуй, Василий! — поздоровалась она. — Александр Иванович проснулся уже?

Василий посмотрел на нее удивленно и спросил:

— Вы что же, не знаете? Ведь уехал он. Час назад уж как уехал…

— Как это уехал? — не поняла Вера. — Куда?

— Не знаю… — испуганно ответил Василий. — Не сказал он ничего. Час назад с чемоданом вышел, и все… Неужели вас не предупредил?

— Нет… Подожди, может, он записку оставил? — с надеждой спросила Вера.