Лабиринт тьмы

Гусарова Людмила

— Сколько ему? — спросил Азер.

— Сто плетей за ослушание.

— В чём его вина? — поинтересовался Азер.

— У него в избе нашли меч.

— Да! — присвистнул Азер. — Смерть на месте.

— Так бы и сделали раньше, но командир решил просто проучить.

— Да, если бы нас не оставили здесь на поселение, всё было бы по- другому. Если всех перебьём, кто будет на нас работать?

— Смени меня, — Бугдай кинул плеть Азеру. Тот, поймав её, подошёл к столбу. Азер изгалялся, то останавливаясь, то продолжая полосовать спину русича.

— Во, упрямая скотина, не стонет, не просит пощады, — думал Азер, продолжая наносить удары.

Толпа селян молча наблюдала

за экзекуцией, даже дети не плакали. Свистела плеть, спина превращалась в кровавое месиво. Русич молчал, голова его уже не поднималась, вздрогнув он вытянулся и затих. Не выдержав, заголосили бабы, вслед заревели малыши.

— Не снимать, пусть пока повесит, — приказал Бугдай.

— Разойтись, — свистели арканы и плети, разгоняя жителей села по домам.

Капли крови, скатываясь со спины, медленно падали в пыль. Почуяв запах крови, на пир стали слетаться мухи. Равнодушным взглядом, окинув поникшего русича, Азер задержался на площади. Его отряд отправился на трапезу. Тонкий слух уловил скрип двери, Азер отвернувшись, сделал вид, что уходит. Послышались тихие шаги. Боковым зрением Азер увидел невысокого паренька. Быстро подбежав к русичу, он накинул белый мокрый платок ему на спину. Повернувшись уходить, паренёк наткнулся на ухмыляющегося Азера. Протянув руку, татарин, сорвал платок со спины и кинул в лицо юноши. На него, с укором и болью, глянули тёмно-синие глаза.

— Что, твой батя?

Вопрос остался без ответа.

— Увижу, подойдёшь еще раз, получишь тоже, — пригрозил Азер.

Паренёк упрямо вскинул подбородок. Синие глаза с дерзостью смотрели на татарина. Азер подняв плеть, огрел ею наглеца. Паренёк вздрогнул от неожиданности, не ожидая удара. Стиснув зубы, он повернулся, направившись к избе.

— Вот теперь можно и уходить. Никто не осмелиться подойти к русичу, — злорадно подумал Азер, окинув взглядом окна изб…

Утро встретило Азера назойливым щебетанием птиц.

— Расчирикались тут, спать не дают. Придётся вставать в такую рань, — недовольно буркнул он.

Лучи солнца только-только начали пробивать листву деревьев окружающего леса. Азер направился знакомой тропинкой к речке, собираясь искупаться. Жили они с отрядом на хуторе несколько месяцев, но всё равно никто из них глубоко в лес не заходил, боялись заблудиться. Азер вздохнул, он скучал по степи, по возможности бездумно гнать коня по бескрайним вольным просторам.

Скинув одежду, он погрузился в прохладную воду. До похода на Русь, он плавать толком не умел. Переходя многочисленные реки, научился плавать и даже хорошо. Бесшумно плывя по течению реки, он наслаждался прохладной водой, иногда ныряя под воду. Направлялся Азер на своё излюбленное место: к тихой заводи. Он любил лежать на мягком тёплом песке. Подплывая, он увидел, как прибрежные кусты раздвинулись, и на песок выскользнул вчерашний паренёк. Окинув всё внимательным взглядом и не увидев ничего подозрительного он встав, раскинул руки, поднимая их вверх, как будто приветствуя восходящее солнце. Азер замер, с любопытством наблюдая за древним ритуалом русичей.

Закончив приветствие, паренёк, повернувшись к лесу, скинул рубаху. Через правую руку и часть спины шёл безобразный красный рубец — след от удара плетью.

— Ничего, шрамы только украшают мужчин, — подумал Азер, — а мальчишке будет наука.

На песок полетели штаны. Паренёк повернулся.

— Баба, — прошептал пораженный Азер.

Девушка, с точёной фигуркой и нежной кожей, направилась к воде. Шрам смотрелся зловеще на белоснежной коже девушки. Грациозно ступая она вошла в реку и стала плавать на спине.

Терпение Азера было на

исходе. Тихо поднырнув, он обхватил девушку своими цепкими мощными руками, не давая возможности двигаться. Девушка отчаянно сопротивлялась, но это ей не помогло. Ударив сильно по голове, что она потеряла сознание, Азер делал с ней, что хотел. Минутная прихоть прошла. Бросив бездыханную девушку на берегу, он поплыл обратно.

Реку постепенно заволакивал серо-чёрный туман. Тёмно-синие глаза укоризненно смотрели на него из тумана, вырастая до огромных размеров, поглощая его.

4. Алексей

Голод мучил его уже несколько дней. Ему вспоминались званные маменькины вечера, с изысканными яствами.

Тёплая волна воспоминаний накатилась на душу. Но маменьки теперь уж нет: она не смогла пережить гибель старшего сына-офицера и мужа — генерала царской армии во время октябрьских событий в Петрограде. Алексей остался один из всей большой семьи Александровых. Одни эмигрировали за границу, других расстреляли большевики, третьи пошли служить в Смольный, предав свои убеждения и семью.

Он возвращался в Крым. Сменив свою офицерскую одежду на простой затрапезный костюм, отпустив бороду, он из красавца- офицера, превратился в чучело. Избежать мобилизации во все встречающиеся армии и группировки ему помогла изображаемая глухота, к тому же он сильно хромал. Алексей шёл к своей любимой Аджме, не зная, остались ли она и её семья живы после массовых терроров против турков в Крыму.

То пешком, то в теплушках солдатских вагонов, он упорно двигался к своей цели. Иногда приходилось идти то с бандами махновцев, то каких-то анархистов, то мелких мародёров, то уголовников. Стиснув зубы, он наблюдал за развалом некогда великой страны, своей России. Реки крови, проливаемые то красными, то белыми отталкивали его и от тех и от других. Алексей насмотрелся на бесконечную вереницу смертей, когда воевал с немцами на Галичине. Голодные, оборванные, полу-вооружённые солдаты шли защищать свою Родину и массово гибли. Его, раненого в голову и ногу, еле выходили врачи. Когда он осенью вернулся в Петроград, там творилось невообразимое. Дом был разграблен, слуги разбежались. Маменька умерла у него на руках, никто и ничто его не удерживало в городе. Он, надеялся, что у него осталась только Аджме, которую он любил до безумия.

В его снах она постоянно звала его, молила спасти… То ему чудилось, что она и её семья сгорели в своём доме, то она лежит бездыханная в какой-то канаве, то её пустили через строй солдатни.

Минула осень, прошла зима, наступила весна. Наконец-то, он добрался до Джанкоя. Осталось дойти к Алуште, в поместье Исмаиловых. Надвинув шапку на лоб, в рваных лохмотьях, (он брезговал снимать одежду с убитых, свято презирая мародёрство), шёл день и ночь.

Добравшись в Бахчисарай, он рискнул зайти к своему другу-сослуживцу офицеру Сеитову. Осторожно пробравшись поздним вечером к их дому, он тихо постучал. На вопрос: «кто?», Алексей шёпотом ответил любимой фразой друга: «бродит в ночи серый волк…». Дверь скрипнула, открываясь. На пороге стояла мать Сеитова.

— Матушка Фадия, это я Алексей.

Она на мгновение остолбенела, не веря своим глазам.

— Неужели это ты Алёшенька? Проходи.

Переступив порог, он застыл. Из комнаты, в конце коридора вышел отец его любимой, Инсар. Из-за его спины выглядывала испуганная Аджме. Узнав Алексея, она попыталась проскользнуть мимо отца к нему. Глаза её светились такой радостью, таким счастьем, что Алексей обомлел, впитывая в себя её лучезарный образ.

— Стоять! — грозно крикнул Инсар. — Ты обесчестил мою дочь, шакал.