Лабиринт верности
Шрифт:
«Наймит!» Пронеслось в голове у магистра. «Замаскированный убийца!»
Он резко рванулся вперед, сшиб парня с ног, и, схватив железной хваткой за обе руки, поднял над мостовой, о грязную брусчатку стукнулся ржавый нож с простой деревянной рукояткой. «Проклятый наверняка!» — заподозрил магистр. Следом упал белый шелковый платок, судя по виду обладателя — краденый. Мордред сделал вид, что этого уже не заметил.
Он вперил злые свои глаза в мальчишку и, встряхнув, потребовал:
— Кто тебя послал?! Отвечай, сопляк! Дерьмо! — Латные перчатки начали накаляться, по голым рукам парня пошли волдыри, в толпе начали шептаться, —
— Нет, нет, — мальчишка мотал головой и подвывал от боли, — Я нечаянно.
— Лжешь. Я заставлю тебя говорить, — прошипел магистр, сжимая руки малолетки, воздух наполнился вонью горелой плоти.
— Довольно, господин маг, — на руку Мордреда, дрожавшую от напряжения, легла чужая рука, большая и сильная. Глаза магистра встретились с глазами цвета морской волны, принадлежавшими Декару «Дождливой Осени».
— Ты? — Опешил Глава Школы Огня, но нищего не отпустил. — Следил за мною?!
— Я даже не знаю вас, — ответил маг воды невозмутимо. — Но вы ведете себя неподобающе. Отпустите ребенка!
— Ах да, конечно, — железная схватка разжалась, плачущий ребенок с ожогами третьей степени на кистях упал в пыль, — на меня что-то нашло, — заметил магистр встревожено и кинул искалеченному нищему золотой. — Вот, пацан, купи себе какую-нибудь мазь или вина, чтоб забыться.
Он быстро зашагал прочь от места происшествия, толпа раздалась в стороны. Мордред краем глаза увидел, как в руки обожженного ребенка упал кошель с золотыми: «На нормальное лечение, если сможешь сберечь», — сказал Мастер Воды и последовал за магистром.
— Жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах, — сказал он, догнав «Синее Пламя». — Но сама встреча удивительна.
— Да, обстоятельства, — пробормотал Мордред, — Декар, прошу, не говорите никому о том, что видели.
— Конечно магистр, вы же заметили — я специально сказал, что не знаю вас, — Он лучезарно улыбнулся, не все зубы у долговязого мага были ровными, но улыбка казалась искренней. — От меня никто не услышит, об этом… эээ… инциденте.
— Буду вам весьма признателен, — маг огня прибавил шагу, стремясь как можно дальше оказаться от места своего позора. «Жизнь мальчишки — ничто, но все увидели мой страх! Испугаться нищего! Нищего, который хотел дать мне платок!», — У вас ко мне дело?
— Я лишь хотел сообщить, что завоевал для вас треть голосов Школы, — Маг перекинул на спину волосы, на этот раз затянутые в серебристо-синий хвост. — Если вы к завтрашнему дню сумеете перевести на этот счет, — Он протянул магистру бумажку рукой в небесной перчатке. «Идиот, не оставляй следов, без крайней необходимости», — Сто тысяч золотом, то будет много больше.
— Да, — Мордред взял бумажку, — обязательно переведу, — «Голоса Школы Воды это очень много». — А сейчас нам лучше разделиться.
— Как прикажете. Доброго дня, магистр! — Юный маг откланялся и зашагал в другом направлении, похоже, довольный собой.
«Я обжег нищего, а вот ты прикончил — вручив мешок золота» — мстительно подумал Носитель Раскаленного Клинка, глядя в широкую спину удаляющегося мага.
Развернувшись, он неожиданно для себя заметил в толпе базара Родрика Аннельхейма, но протеже Декана Высшей Магии, несмотря на свой рост, исчез в толпе так же внезапно, как и появился. Так что «Синее Пламя», уже достаточно измотанный паранойей на сегодня, решил, что ему показалось. А за поворотом, встретившись со своим эскортом из горящих воинов,
Ночь была душной и темной. Жарко было, как в аду. Но Мордред любил жар — большинство магов, пройдя в детстве испытания на владение силой, потом, с течением жизни, утрачивали приобретенные в детстве навыки и сопротивляемость. Но глава Школы Огня сохранил живое дыхание силы из детства — он по-прежнему, когда было время, сидел в жарких парилках и иногда ходил по углям, заставляя тело помнить уроки, которые принесли ему магию.
Носитель Раскалено Клинка метался на алых простынях, сбрасывал подушки, и напряженно размышлял:
«Верно ли это, правильно ли я поступил, наняв этого Виттемберза? Что, если его поймают, или перекупят? Что, если он начнет охотиться на меня вместе со вторым астуритонцем? Что, если он сможет опознать меня как нанимателя, а не он, так его дурацкая железка? Он ненадежен, как любой наемник, к тому же об их способностях я знаю лишь из третьих лиц. Хоть бы не ошибиться. Не ошибиться. Ошибиться….»
Он заснул тяжелым, свинцовым сном, а во сне ему увиделась черная кривая сталь в сильной руке, входившая дюйм за дюймом в его незащищенный живот. Она впитывала всю кровь, что выливалась из него, как губка, и хохотала…
Реймунд Стург же сидел на вершине одной из многочисленных дозорных башен города, в уединенном кабинете, смотрел в окно и напряженно размышлял, глядя на бухту в огнях, раскинувшуюся далеко внизу.
«У меня все меньше времени, прошло уже три дня, через семь дней Совет закончится, маги разъедутся и он ускользнет. Мордред был в порту. Наверняка посещал свой корабль, договаривался об отплытии. До конца голосования он не уедет, но и ни минуты больше мне не даст. Но торопиться нельзя. Он убил одного из наших. Убил навсегда, изжарив в магическом огне, в подвале своей башни, защищенной от колдовства. Его душа не могла выскользнуть и возродиться, он умирал в пламени снова и снова. Горькая участь. Леон был много опытней меня, сильнее, но он недооценил врага. В его честь я прикончу Мордреда «Синее Пламя». И выживу. Во что бы то ни стало…»
Ветер трепал шелковые занавески и доносил гул огромного города, лежащего вокруг.
Постепенно размышления о плане и событиях прошедшего дня привели Реймунда к иным мыслям — рваным и колючим как дыхание минувшей истории. «Мордред «Синее пламя», когда-то ты был героем, тебя любили женщины. Ты ходил под парусом, участвовал в десятках сражений. Тебя окружали верные друзья. Ты был известен не как политик, но как исследователь и защитник слабых. Почему все изменилось? Как ты из верного друга превратился в затравленного параноика. И почему вместо надежных, близких людей, тебя начали окружать только временные, пригодные к расходу политические попутчики. Что и когда, в твоей жизни так круто изменилось. Какая власть стоила таких потерь? В отличие от меня, у тебя был выбор, право не только принять предначертанное, но и изменить его. Неужели ты правда посчитал именно такой выбор верным? Тогда ты еще хуже меня, ведущего за тобой охоту убийцы, слепого орудия в чужих руках. Выбравшего свой путь между жизнью без привязанностей и смертью». Так размышлял Реймунд, по малолетству или в силу иного склада характера не умея понять, почему люди выбирают иначе, чем ему, ущемленному изначально, кажется правильным.