Лабиринт верности

Чуринов Владимир

— А вы не хотите ли сказать, милашечка, — Звучит как плевок, — Что ни на что не намекали сим виршем, вкупе с оскорбительным посвящением оного?

— Виршем?!

— Не более, — Голос магессы спокоен и торжествующ.

— Может я и украла стихи! И дописала их!

— Весьма, кстати, бездарно…

— Но я, по крайней мере, не ворую чужую любовь!

— О, как помпезно звучит, но совершенно невыразительно…

— Ах! — Голос юной красотки дрожал и срывался, — Ах, Антуан, — Обратилась она к драгуну, беспомощно взиравшему до этого на ссору, вспыхнувшую из ничего. — Что вы нашли в этой, этой, — Визг, —

Профурсетке!

— Довольно.

Из руки магессы, пройдя через в момент скукожившийся апельсин, изошел луч зеленой энергии, наполнившей зал запахом земли и цветов. Луч ударил в незадачливую поэтессу, попытавшуюся отшатнуться, и она начала мгновенно покрываться вяжущей каменной коростой. Всего за несколько секунд короста под силой луча дошла до головы девицы и там застыла, не затронув лица.

— А теперь послушай меня, ты, расфуфыренная кукла, хлопающее ресницами ничтожество. За твои слова я могла бы стереть тебя в порошок, но из уважения к этому дому и к моему работодателю, твоему, кстати, патрону, находящемуся в этом зале, я оставлю тебя целой и невредимой. — Голос был суров, жесток, ядовит и наполнен хорошо отмерянной яростью.

Сказав так де Тиш, обернулась к своему спутнику:

— Антуан, — Сказала она с притворной нежностью, — Разберитесь со своими бабами!

Развернувшись на длинных шпильках, Аделаида де Тиш направилась прочь из зала. На пороге она щелкнула пальцами и с Лили осыпалась каменная короста, магесса повернулась и вновь обратилась к драгуну:

— И не забудьте догнать меня. — Сказав так, она покинула зал.

Освобожденная от оков камня Бартолла попыталась, сдерживая рыдания, обнять лейтенанта. Однако де Рано сурово и твердо отстранился от поклонницы:

— Сударыня, боюсь, вы спутали чувства. — Говорил он громко, не сдерживая голос, на весь притихший зал. — Вы мне были глубоко приятны, и я, возможно, делил с вами радости праздных утех, но исключительно принимая вашу благодарность и наслаждаясь вашем дружеским обществом, не более. — Голос его обрел силу и стальную жесткость. — Я не испытываю к вам любви, и каких-либо иных сильных чувств, кроме приязни, и мне жаль что вы так обманулись, и еще более жаль, что устроили эту безобразную сцену… — Сказав так, где-то в глубине себя Антуан понял, что полил себя дерьмом, понял, что никогда себе не простит произошедшего. А так же с неприязнью осознал, что легко может довести концерт до конца. Дело. Оно как всегда выше прочего.

— Но, Антуан! — Недоверчиво улыбнулась сквозь слезы Лили, — Как же так?

— Простите, сударыня, я должен догнать свою истинную любовь, — Драгун развернулся и двинулся по следам магессы, походя вырвав свой рукав из рук девицы, инстинктивно схватившей его. Шаги грохотали по камням, далеко разносясь в молчащем зале. На ходу он закусил губу и сжал кулаки. Он знал, что может пообещать себе больше так не делать, и знал, что при необходимости обещание нарушит. Он проклинал своих учителей и собственную омерзительную изобретательность. На ходу прокручивая в голове сотню других надежных способов добраться до де Мелонье. Он был противен себе. Но все это происходило глубоко внутри, за пределами жестко заведенного механизма достижения цели.

Лили Бартолла де Мелонье, в голос ревя, совершенно некуртуазно пятная платье слезами и соплями, бросилась на грудь брата, заботливо

обнявшего дрожащие плечи. Поэт напрягся и, не сдерживая ярость, проорал, почти фальцетом, в широкую спину:

— Антуан де Рано!!! Остановись! Я вызываю тебя.

Какая-то впечатлительная дама из массовки свалилась в обморок.

Медленно драгун развернулся всем корпусом.

— Повторите?

— Да! Да, черт побери, я вызываю тебя, де Рано! Ты человек без чести и совести, негодяй и плут, столичный выкормыш! Я, Алан де Мелонье, свободный шевалье Шваркараса, вызываю тебя на дуэль! — Голос поэта выровнялся и звучал чисто. Он ожидал, что нечто обязательно произойдет. И это произошло, теперь он прикончит ублюдка и будет выглядеть в глазах толпы героем. Сейчас слезы Лили волновали его много меньше, чем образ шпаги неумелого ученого, входящей в кишки де Рано.

— Великолепно. — Произнес драгун раздельно. — Не будем же смущать благородное собрание, выбирайте секундантов, обсудим подробности. Дирк, — Обратился он к де Кабестэ, — Прошу вас быть моим секундантом.

— Но, господа, как же так! — Подала голос графиня, опомнившись.

— Прошу прощения, моя госпожа, — Ответил ей де Мелонье, — Но ни я, ни сей бретер не являемся вашими вассалами, а, значит, вы не можете нам препятствовать в исполнении дела чести.

— Поддерживаю, — Согласился де Рано. Динамика событий позволила хоть немного освободиться от мрачных мыслей.

— Секундант, — Произнес поэт и задумчиво осмотрел зал, но не нашел в нем норманита, — ах черт, ладно, я прошу вас, де Эль! — Обратился он к сенешалю, — Представлять мои интересы.

— Всенепременно, — Согласился Марк, — А теперь покинем зал, господа, не будем более смущать благородных дам и господ, пришедших веселиться.

— Заколи его! Как свинью, — Шепнула злобно Лили брату, уходившему вслед за тремя аристократами из зала. В глазах девушки опять сверкнуло безумие.

Покинув зал, четверо молодых людей направились по темным переходам в трофейный зал, где состоялось продолжение беседы, под взором мертвых глаз-бусин многочисленных чучел монстров и животных, убитых членами рода Никкори-Сато. Если коротко, беседа сводилась к следующему:

— Сегодня! Сейчас, до рассвета! Мы будем биться немедленно. — Настаивал поэт, о чем его секундант уведомил противников.

— Сегодня так сегодня, через полтора часа, подберите место. Дирк, встреть меня у ворот замка через полтора часа и отведи на место поединка, сейчас же я откланяюсь, господа, дабы подготовиться к бою, мне нужно остыть и принять неизбежное.

Поэт зловеще улыбнулся и согласился с просьбой секунданта противника отсрочить бой на полтора часа.

Империи око недреманное.

Конь был оседлан, и, стреноженный, ожидал в глубине парка, окружавшего замок графини. Все необходимые вещи для дальней дороги были готовы, немногочисленные улики догорали в костре неподалеку, в том числе там корчилась черная широкополая шляпа. Лопата жадно вгрызалась в рыхлую землю, легко преодолевая сопротивление мелких корней и трав, земля была мокрой и жирной, укрытой прелой листвой.

— Что ж, я думаю нам пора поговорить. Самозванец. — Буквально из тени деревьев соткалась фигура в темном плаще, с черного сюртука упала, отработав, пуговица-амулет тени.